Стригольники. Русские гуманисты XIV столетия

Все три попытки воздействия на Алексея (1376, 1382, 1387 гг.) связаны со стригольниками и их тезисом, особенно раздражавшим духовенство: иереи, поставленные на мзде, не должны, недостойны принимать исповедь. Так, вероятно, думали не только стригольники, но и все горожане и лучшая часть епископата. Иначе трудно будет объяснить такую полную, гармоническую слитность Города и архиепископа Алексея, трижды уличенного в склонности к стригольникам или по крайней мере, к спокойному, не враждебному отношению к ним.

1388 г. Престарелый Алексей удалился от дел, уйдя в Деревяницкий Воскресенский монастырь, где была церковь, расписанная еще при Василии Калике, и специальные «владычные хоромы».

Съиде владыка Алексей с владычества по своей воли (4-я Новг.: «своего ради нездравия»), благословив своих детей — посадников и тысячкых и весь Новъград — в монастырь святого Въскресениа на Деревяницю на преполовление праздника владычня [середина великого поста], седев в дому святей Софеи лет 30 без лета и без 5 месяцъ (4-я Новг.: Изволи молчалное житие, в немощи будя).

И много молиша и [его] весь Новъград, чтобы побыл в дому святей Софеи, донележе изведают, кто будет митрополит Рускои земли. И не послуша их…[367]

1390 г. (6897) 3 февраля Алексей скончался.

Toe же зимы преставися архиепископ новгородчкый владыка Алексей месяца февраля в 3… и положен бысть в монастыри на Деревяници[368].

Деревяницкий Воскресенский монастырь (пригородная архиепископская резиденция; церковь была построена еще Моисеем в 1335 г.), где были владычные палаты и где Алексей погребен в притворе Воскресенской церкви, находился невдалеке от Волотова, на полпути между Волотовским Успенским монастырем и Плотницким концом Новгорода.

Гипотеза Г.И. Вздорнова о том, что роспись волотовской церкви была задумана и начата при жизни Алексея, а закончилась после его смерти, что позволило изобразить архиепископа с нимбом, мне представляется очень убедительной. Поджог пригородных монастырей в 1386 г. ставил на очередь вопрос о ремонте и покраске; публичное выступление Стефана Пермского в том же году требовало продуманного ответа. Живописное воплощение замыслов Алексея и его окружения, по всей вероятности, тщательно обсуждалось в 1387–1389 гг. Для выполнения фресковых работ, требовавших теплых дней, вполне достаточно было летних месяцев 1389–1390 гг. Близость деревяницкой резиденции Алексея к Волотову позволяла архиепископу наблюдать за ходом живописных работ.

* * *

Роспись Успенской церкви в Волотове уже охарактеризована в общих чертах по исследованиям В.В. Суслова, Л.А. Мацулевича, М.В. Алпатова, В.Н. Лазарева, Г.И. Вздорнова. Ее необычность, тонкость замысла, художественная и идеологическая смелость не позволяют обойти ее стороной при рассмотрении развития новгородской общественной мысли в конце XIV в. Единственная работа, в которой фрески Волотова рассматриваются в связи со стригольничеством, — это статья Т.А. Сидоровой[369].

Исследовательница пришла к выводу, что волотовская роспись является антитезой движения стригольников и направлена на развенчание их взглядов. Этот вывод основывается все на том же стандартном комплексе враждебных стригольникам поучений, исходивших от высшего духовенства Москвы. Оценивать стригольников только по этому одностороннему источнику так же опасно, как выносить судебный приговор только по речи обвинителя, не выслушав ни защитника, ни самого обвиняемого, ни свидетелей.

В роли свидетелей должны выступить каменные покаяльные кресты из окрестностей Новгорода, а в качестве речи обвиняемого — литературные произведения вроде «Слова о лживых учителях» или «Предъсловия честнаго покаяния».

Рассмотрим с этой общественно-полемической позиции концепцию всей системы фресковой росписи, автором или соучастником разработки которой, вероятно, следует признать главу новгородской церкви, трижды укоряемого за потворство стригольникам архиепископа Алексея.

Успенская церковь представляет собой по существу невысокую башенку в 15 м высотой и с площадью основного помещения для богослужения, равной небольшой современной городской квартире — чуть больше 50-ти квадратных метров; с запада к ней примыкает маленький притвор площадью около 14 кв. м. Все это весьма интимно, и рассчитано на немногочисленную братию и на скромное количество прихожан. История храма и его росписи такова.