В восмый же день, в неделю [в воскресенье] нача служити божественную литоргию во святей Софии Киприян, митрополит всеа Росии. И отслужив божественную службу и взыде на анбон [амвон]… и нача учити люди новгородцкия, на анбоне стоя с крестом.
Они же не прияша учение его, затыкающе уши свои жестокосердием и непокорством, аки аспиды глухи и не восхотеша благословения.
И удалися от них и облекошася вместо благословения в клятву [в проклятие][400].
Новгородцы «едиными усты» напомнили митрополиту, что шесть лет тому назад, при Алексее, весь город, «вси заедин» поклялись отменить митрополичий суд «и грамоты есмя подписали и попечатали…». Через год после этого веча, возглавленного посадниками, Стефан Пермский упрекал новгородских стригольников в том, что они говорили: «Недостоин есть патриарх, недостойни суть митрополити…» Теперь, в 1391 г., когда Киприан объявил их последователями Сатаны, новгородцы в целом, а не только вольнодумцы-стригольники «не послушаша митрополита и не внимаху словесем его и учениям. И Антония патриарха послание и учение ни во что же положиша». Прожив в Новгороде две недели, Киприан «иде в Москву с нелюбием» (Татищев, с. 180). Для понимания места стригольников в системе общественной жизни Новгорода Великого чрезвычайно важно то, что в свете приведенных материалов 1387 и 1391 гг. мы по существу лишены возможности провести демаркационную линию между взглядами стригольников и горожан (всех званий) вообще. Возможно, что стригольники были лишь выразителями общего городского умонастроения, людьми хорошо образованными и явно стремившимися оттеснить или заменить наиболее слабых представителей духовенства.
Борьба за новгородско-псковскую епархиальную автокефалию (или, точнее, полуавтономию) могла вполне примирить горожан со «стригольниковыми учениками». Быть может, не совсем случайно в обоих эпизодах в перечне духовных чинов пропущено одно весьма важное звено — епископ? Упоминаются простые иереи-священники, которые дерзают возражать отдаленным властям — митрополиту и патриарху, а о епископе не только умалчивают, но заранее планируют его руководство епархией и прямо называют имя своего современника — архиепископ Алексей.
Вся сумма событий 1380-х годов, в которых победы чередовались с поражениями, устраняла полную безнадежность, но еще не снимала проблемы общего покаяния как средства существенного смягчения божьего гнева.
И русские люди именно в эти 1380-е годы переписывают заново то «Предъсловие честнаго покаяния», которое родилось при первой грозе, после первого поражения от войск Чингисхана в 1223 г.
Что представляло собой честное покаяние, к которому в особых экстремальных условиях потребовалось «предисловие», какая-то предварительная проповедь? Речь не идет о коллективной открытой исповеди, которая неизбежно должна была бы стеснять кающихся. Предисловие к покаянию — публичное чтение, яркая, страстная речь к собравшимся, задача которой — убедить народ в общественной необходимости полного и откровенного раскаяния. Как уже говорилось выше, к подобной проповеди допускался не каждый священник, а лишь тот, кто был подготовлен, «книжен», кто обладал ораторским талантом. Примером такого проповедника может служить Авраамий Смоленский, монах, игумен, иконописец, к которому стекались толпы людей из разных земель, разных общественных слоев. Проповедь завершалась исповедью и причастием. Авраамий действовал именно в то время, к которому исследователи относят возникновение сочинения «Предъсловия честнаго покаяния». В стригольническое же время, в 1355 г., житие Авраамия было, как уже говорилось, заново переписано.