Стригольники. Русские гуманисты XIV столетия

«… Горе мне грешному — несть убо толь грешна человека по всей тысящи лет, ни в живых, ни в мертвых, якоже аз, окаянный!..»

«Согреших, отче, каюся, прости мя и благослови грешнаго! Несть бо того греха, иже аз, окаянный, не согрешил!..»[154]

«… Боже! Очисти мя грешнаго и помилуй мя!.. Без числа согреших от начала живота моего: От востока до запада, от юга и до севера, От земли и до небеси…» «Пача листа и травы и песка морьского мои греси без числа суть!» «Паче всех человек аз, окаянный, согреших…»

«Аз есмь бездна согрешению и пучина беззаконию. Несть бо того греха, его же не сотворих аз, Окаянный, но во всех каются тебе, творцу моему и Богу. Господи, прости мя!»[155]

Покаяние по этой поэтичной, но абсолютно лишенной индивидуальных черт форме нисколько не уязвляло человеческого достоинства кающегося и по существу являлось безобидной формальностью.

На раннем этапе, особенно интересующем нас (XIV–XV вв.), характер вопросников был совершенно иным. Исповедник-инквизитор выискивал интимные детали быта, нередко скрытые от посторонних глаз, и выпытывал их. Только небольшая часть исповедальных вопросов приближалась к тематике бесед Кирика с Нифонтом, во время которых уточнялись обязанности священников и их, священников, нормы интимной жизни, связанные с сакральным отношением к духовной и телесной чистоте пастырей. Здесь, в вопросниках, встречается тематика, связанная с религией и обрядностью, но не часто.

Кающийся грешил: неверием святыя заповеди Христа Бога нашего, леностью и слабостью и небрежением о святых писаний. Непослушанием отецъ духовных и прекословием, Осуждением, оболганием и оклеветанием отецъ духовных…[156]

Подобные расспросы сразу переносят нас в эпоху сомнений, критики, конфронтации мирян и духовенства и брожения внутри самого духовенства.

А не грешил ли ты, «преписывая святая писания по своему норову и по своему хотению, а не якоже се писано»?

А не грешил ли ты «о пытании тайн глубин неведомых, о божестве и пречистых тайных [таинствах]»?

(с. 216)

А не грешил ли ты, «приложив еси книжная словеса на хулное слово или кощуну? Пост два лета»

(с. 150)

Прямо против стригольников направлены такие перечни прегрешений:

… Похулив церковь божию… и вся книги божественныа святых отецъ писани, собою исправливая и иных уча не по уставу, похулив и осудив священника, служащаго божественную литургию… смутив священника в церкви… а сам предстоях в церкви с великою мерзостию… и неверовах писанию, что писано о церкви божии; нечисто прихождах в ней, якоже в простую храмину со всякою злобою.

Пытах о судьбах божиих и похулив судьбы божии и разсужах о судьбах божиих своим неразумием и злослових[157].

Вот еще один пример:

Человек грешил «… во церкви глумлением и повествованием, люди соблажняя… и многия священники в службе и во всяком пении и правиле осужах и хулих, а сам хвалихся во исправлениа пения и службы и во всяком пении и правилах и добр творяся и многоречив пред человекы…» (с. 232).