Стрингер. Летописец отчуждения

Саян потянулся всем телом вперед. Хлипко выдохнул, мимолетно коснувшись медной пластинки пальцем. Тот провалился в землю, гильза отскочила еще на сантиметр.

— Бляха!

Командир в бессилии прижался щекой к жестким стеблям травы и замер.

— Еще пробуй! — постарался поддержать его Алексей.

— Руку тащит! Не могу больше! Порвет!

— Давай!

Саян дернулся вперед и резко накрыл патрон ладонью.

— Тащи, журналист! Назад тащи!

Смертин из всех сил дернул ботинок на себя.

Саян ликовал. Он зажал патрон в руках и попытался выдавить тяжелую свинцовую пулю. Закатанные края были слишком твердыми. Он все ковырял и ковырял ногтями пластик.

— Козел ты все-таки, журналист, что болты не взял!

Командир ухватил край гильзы зубами, рванул, чувствуя, как свинец противно заскрежетал по эмали. Пуля все-таки выпала на ладонь.

Бросок — и свинец полетел к бровке. Саян наблюдал, как он рассекает воздух, как вминается в землю и резво отскакивает дальше, катится бочком, заминая чахлые листочки.

А потом вновь отлетает в сторону под действием аномалии.

— Черт!!!

— Не прокатило?

— Твою мать!!!

— А теперь Монолит нам поможет? Как ты там говорил…

— Да иди ты в жопу, журналист!

Саян полежал немного, глубоко вздохнул и пополз наугад.

— Ты чего?

— Молись, журналист! И я буду молиться!

Командир смотрел только вперед. Ему было жарко, по спине стекал липкий пот, на уши давило, и воздух вокруг дрожал. Где-то в глубине сознания Саяна проснулось что-то черное и полностью заблокировало любые проявления воли. Мышцы не слушались, и ему казалось, что он не в силах пошевелиться ни сейчас, ни когда-либо вообще. Ему казалось, что он так и останется лежать навечно парализованным на этой траве, глядя на блестящий стальной шарик и тяжелую свинцовую пулю. Он гнал от себя прочь эти мысли, но они возвращались, с каждой секундой все сильнее и сильнее овладевая его разумом. Разум Саяна постепенно засыпал. «Монолитовец» не понимал, что двигается вперед, что парализовано только его сознание. Он очнулся уже в балке, коридор был за спиной.

— Ну ты и псих! Какой же ты псих! — смеялся Алексей, все еще держась за башмак.

— Теперь ты мне веришь?

— Обуйся! Какой же ты псих!

Саян привалился спиной к глиняной насыпи и начал наблюдать, как выбираются с луга остальные. Тяжелее всего пришлось Бочке, который всю дорогу опекал лысого.

— Ну что, журналист, — повернулся с довольным видом командир к Смертину. — Вера, она ведь не в голове. Разве можно мозгами верить? Мозги отключило у меня совсем! То-то же! С верой можно и в коридор без болтов лезть. Понял?

— Понял, — кивнул Алексей, блаженно улыбаясь.

— Хорошо, что ты первым не полез, всех бы нас загубил… Точно загубил бы… Журналист, ну согласись, что надо во что-то верить. Ну не только в себя же в конце концов. Мы же слабые все, дрожим перед неведомым и глазами хлопаем.

— Саян, я обещаю, что в следующий раз возьму много болтов. Полный карман набью. Честно.

Мамка крался по взгорку, выбирая позицию. Он старался быть хладнокровным, но не мог. Внизу, по аномальному лугу ползли ОНИ. Такие беззащитные и испуганные. Такие жалкие. Самое главное, что среди распластавшихся копошащихся тел Мамка увидел низкорослого «монолитовца».

Митя испугался. Губа предательски задрожала. Ему было страшно. Он панически боялся, что коротышка сейчас ошибется, и Зона его приберет. Сама отомстит. Не оставит на откуп Мамке, которого так любит.

В предвкушении близкого финала у Мити загорелись кончики пальцев и щеки. Нельзя! Никому нельзя его обижать! Он никогда не простит и не позволит. Больше никогда!

Кожа начала зудеть, Мамка раскраснелся и разволновался.

«Надо глубже дышать», — подумал он.

Вдох — выдох. Необходимо хоть немного унять накатывающую ярость, укротить до поры до времени. Щека Мити предательски дернулась. Он почувствовал, что начинает терять над собой контроль, и поспешил к бурьяну, видневшемуся на склоне. «Монолитовцы» оттуда были как на ладони.

Мамка сам так и не понял, как выбрался из «ведьминого круга». Он просто засек одинокий дубок на опушке, закрыл глаза и медленно пошел вперед. Шаг за шагом. Когда открыл, стоял уже на взгорке, будто невидимый лифт забрал его около дуба, а раскрыл двери только метров через сто.

В Зоне нет ничего странного.

В бурьяне кто-то зашевелился. Мамка насторожился, поднимая карабин. Не хватало еще пальнуть и все испортить.

«Не надо этого. Не надо!» — взмолился Митя, приближаясь к кустам.

Басовито каркнув, вспорхнул ворон.

Мамка засел в самом центре зарослей, устроив импровизированное гнездо. Он поломал загораживающие обзор кусты, глотнул воды, прикинул маршрут отхода и принялся ждать. «Монолитовцы» были уже близко.

Кожа Мамки чесалась. Так было всегда, когда он выходил на охоту. Проникнув в Зону, Митя понял, что здесь легко и вольготно. Не шмыгали вездесущие прохожие, не сидели по лавкам бабульки, не верещала надоедливая ребятня. И что самое важное — здесь не было милиции. Ее Мамка боялся больше всего.