Стриптиз

— По-видимому, я обязана через это пройти? — поинтересовалась она спокойным голосом, когда он снимал пиджак и галстук.

— Тебя это удивляет?

Ее тон был для него неожиданностью и заинтриговал его.

— Я уже больше ничему не удивляюсь.

— Чего же ты в таком случае хотела бы?

— Ничего.

Она задернула занавеску на окне и улеглась. Все время Селита лежала, уставившись в потолок, тело ее оставалось инертным, на лице было написано равнодушие.

— Ты это что, нарочно?

— Возможно.

— Ты всегда такая «приятная»?

Она чувствовала, что он растерялся и понимал, что ему самому особенно нечем гордиться.

— Ну а чего другого вы ожидали?

Позже, одеваясь, он пробормотал:

— Готов держать пари, что ты о себе очень высокого мнения.

Она с трудом скрыла самодовольную улыбку, ибо знала теперь совершенно точно, что задела его за живое, что он заинтригован, унижен и непременно вернется, полный решимости подчинить ее себе.

В тот же вечер все остальные, кроме Наташи, которой еще не было в Канне, уже знали о визите хозяина к ней.

— Значит, и тебя он навестил?

Мари-Лу по доброте души предостерегла ее:

— Главное, не строй никаких иллюзий и не думай невесть чего из-за того, что произошло. У него это вроде мании. Ему непременно нужно ощущать себя хозяином, доказывать, что он настоящий мужчина. Понимаешь? Он, может быть, зайдет еще пару раз к тебе между делом, но это настолько несерьезно, что его жена даже не испытывает никакой ревности.

Это было правдой. Можно сказать, что мадам Флоранс вела себя так, будто давала понять новенькой, а ей тогда была Селита, что она в курсе дела и ее это совсем не волнует.

— Ну что ж, посмотрим! — ответила Селита с вызовом.

— Посмотрим что? — спросила Мари-Лу.

— Да ничего.

Задумала ли она уже тогда что-либо? Она сама еще толком не знала.

Поначалу это представлялось ей своего рода игрой. Для нее мсье Леон был не мсье Леон и даже не просто Леон. Он был прежде всего мужчиной. А рядом с ним находилась мадам Флоранс-женщина, которую предстояло устранить и занять ее место.

Селита прекрасно знала, что за ее спиной начали шептаться, и Мари-Лу, неспособная молчать, тем более что разделяла мнение других, говорила ей:

— Ты завистница, Селита. Все хорошее, что есть у других, причиняет тебе боль, и ты способна на все, что угодно, лишь бы помешать им быть счастливыми.

Это было не совсем верно. Однажды, когда Наташа только что появилась и они были еще близкими подругами, у них состоялся долгий разговор на эту тему. Наташа была умнее Мари-Лу, Кетти и всех других, что выступали в «Монико». Она много читала и единственная не спала никогда с посетителями.

Маловероятно, что ее посещал и хозяин.

Наташа была замужем за коммивояжером, от которого у нее был ребенок трехлетняя девочка. Она сама покинула мужа, возбудила дело о разводе. Она требовала, чтобы ей передали дочь, и ждала со дня на день решения суда.

— Они утверждают, что я завистница, только потому, что я не такая, как они.

— Люди не выносят, когда кто-то не такой, как они.

— У меня же не зависть, а ненависть к несправедливости.

Наташа в то время, казалось, понимала ее, и они обе чуть было не поселились вместе в квартире на улице Пастера.

— Есть люди, которым во всем везет, и всегда это совершенно незаслуженно.

Вот Мари-Лу, например, тупа как пробка, а все ее любят.

Почему Наташа так быстро пресытилась их дружбой?

Прошло несколько дней, и она стала избегать Селиту, которая в конце концов прямо спросила подругу:

— Я тебе сделала что-нибудь плохое?

— Ну что ты можешь мне сделать?

— Не знаю. Я просто хочу знать, почему ты так изменилась по отношению ко мне.

— Потому что я устаю от тебя.

После небольшой паузы Наташа добавила, тщательно подбирая слова:

— Понимаешь, ты слишком все усложняешь. У тебя просто потребность создавать вокруг себя разные драмы.

Ну вина ли Селиты в том, что драмы буквально преследуют ее? Разве не вкладывала она всегда страсть и увлечение в любое дело, которым ей приходилось заниматься!

Наташа должна была бы понять. Она же рассказала ей все о своем прошлом.

— В возрасте четырех лет, как сегодня Пьеро, я спала у соседки на улице Коленкур, пока моя мать танцевала в ночных кабаре. А в восемь лет она отдала меня в школу танцев, где я испытывала ужасные муки, обучаясь ходить на пуантах и всячески ломать свое тело. Тем временем мои брат и сестра в Голливуде жили как подобает детям богачей. Ты знаешь, как зовут моего отца?

И она ей открыла его имя: это Жозе Дельгадо — знаменитый певец, известный по многим фильмам. Его фотографии часто можно видеть во всех газетах.

— Я же родилась слишком рано, когда он еще никем не был и делил с моей матерью маленькую комнатку на Монмартре. Он не женился на ней и уехал в Соединенные Штаты, когда мне исполнилось два года. Там он был женат трижды, и у него появились другие дети: говорят, он собирается развестись в очередной раз, чтобы вступить в новый брак.

— Тебе-то что до того? — спросила Наташа.