Стриптиз Жар-птицы

Абсолютно ничего не понимая, я высунула голову из гардероба. Перед глазами предстала удивительная картина. На потолке ярко сияет люстра, у кровати трясется, согнувшись почти пополам, Жозя, рядом стоят два крепких парня в спортивных костюмах, блондин и рыжий.

– Попалась! – заорал Альберт. – Ага! Наконец-то! Столько лет я ждал! Теперь тебе конец!

Жозя начала оседать на пол.

– Ей плохо, – испугалась я и хотела броситься на помощь старушке.

– Стоять! – рявкнул один из парней. – Контейнер!

Алик выскочил в коридор и через секунду вернулся назад с небольшим пластиковым ящиком. Рыжий парень надел длинные перчатки и поднял край одеяла, прикрывавший импровизированную куклу.

– Мама! – заорала я. – Там птичка! Она дохлая! Ой, не трогайте ее! Господи! Перья лежат отдельно! Что случилось? Почему она облысела?

– Да, ману умирают сразу, – пояснил Алик. – В момент смерти она разом сбрасывает оперенье. Стриптиз Жар-птицы. Ведь эта пташечка тоже исполняла желания! Осуществляла, так сказать, заказы. Не прикасайтесь к останкам! Соберите белье и тоже упакуйте. Хотя, думаю, толку не будет, яд испаряется очень быстро. Пошли, Вилка.

– Куда? – потрясла я головой.

– Думаю, лучше всего в гостиную, – мягко сказал Алик.

– А Жозя? Ей нехорошо!

– Нормально, – махнул рукой Альберт, – тоже с нами порысит. Не волнуйся, она живее всех живых.

– Что ты тут делал? – налетела я на Альберта, после того как вся компания вместе с молчаливой Жозей устроилась в просторной комнате.

– В принципе, то же, что и ты, – усмехнулся Алик. – Хотел наказать убийцу Даны. Но в отличие от тебя я великолепно знал, кто она такая. Давно подозревал… и убийца знала… поэтому и развела меня с женой…

– Ничего не понимаю, – жалобно сказала я.

– Выкладывай, что выяснила! – резко приказал Алик.

Я очень не люблю, когда со мной разговаривают в подобном тоне, но сейчас отчего-то покорно рассказала о том, чем занималась в последние дни.

– Хорошая работа, – кивнул Алик, внимательно выслушав меня. – Теперь мой черед. Для начала скажу: Антонина Михайловна до одури обожала мужа, а сына не замечала. До сих пор не пойму, за каким чертом она меня родила? Я был не нужен родителям, мешал им наслаждаться друг другом, требовал внимания, отчаянно хотел быть любимым…

В семилетнем возрасте у Алика пропали иллюзии. Один раз он полез к маме в сумку, нашел там блокнот, куда профессорша записывала предстоящие дела и увидел восхитительную памятку: «Понедельник – 20.00–20.08 – общение с Альбертом». Хоть Алик и был маленьким, но живо понял: для мамы беседа с ним – работа, а не приятное времяпрепровождение. Ну не было у Антонины Михайловны ни малейшего желания ни обнимать, ни целовать мальчика! Но, будучи педагогом, она понимала, что без встреч не обойтись, отсюда и записи. Однако нигде в блокноте не было памятки: «беседа с мужем». Папу мать любила, а сына нет.

С тех пор у Альберта исчезло душевное расположение к родительнице, зато стало проклевываться желание навредить ей, сделать гадость. Алик начал подслушивать и подсматривать за членами семьи.

Как правило, взрослые считают детей милыми забавными существами типа щенков и котят. Бегает юное создание по дому, безобразничает, шумит или тихо сидит, складывая головоломку… Ничего оно в родительских делах не смыслит, и если уложить отпрыска в восемь вечера спать, то уже в девять можно заниматься любыми делами и обсуждать все проблемы – детка не услышит. Впрочем, даже если и услышит разговор взрослых, крошка не сообразит, что к чему.

Если бы только люди знали, как они ошибаются! Антонина и Матвей допустили общую оплошность. Алик великолепно знал, что из небольшого чулана, где хранятся запасы продуктов, чудесно слышно, о чем говорят на кухне, а забравшись в буфет в гостиной, можно легко стать незримым свидетелем интимной беседы в спальне, из туалета отлично прослушивается ванная. Ко всему прочему в распоряжении Алика имелся балкон в комнате: распахнешь его, и голос мамы, сидящей в гостиной, долетает до детской. У маленького шпиона была масса возможностей осуществлять наблюдение в родной квартире, и Альбертик изучил их досконально.

Сначала мальчик тихо хихикал, подслушивая разговоры родителей, но постепенно начал понимать их суть. И с каждой неделей Алику делалось все страшней.

Отец и мать довольно часто ездили в командировки – всегда вдвоем, никогда порознь. Во время их отсутствия мальчика пасла приходящая няня. Примерно за неделю до отъезда у отца начиналась истерика, он орал на жену и заявлял:

– Никуда не хочу.

Антонина проводила с супругом сеанс психотерапии, и в конце концов Матвей покорялся.

Знаете, почему он пытался остаться дома? Командировки профессора оформлялись как научные, чаще всего он ехал на какой-нибудь конгресс, но на самом деле Антонина и Матвей работали убийцами, наемными киллерами…

Альберт замолчал, потом ткнул пальцем в Жозю, безучастно сидевшую на диване, и сурово продолжил: