Стриптиз Жар-птицы

– Кому из подруг ты рассказывала об аборте? – спросила я у Филимоновой.

– Ваще молчала! Уж не дура! – фыркнула Олеся.

– Может, советовалась по поводу выбора медцентра?

– Не, просто поехала в Москву и по газете искала, где подешевле, – объяснила девушка.

Я встала.

– Хорошо, я поняла. Отдавай сим-карту!

– Еще чего! Она денег стоит! – возмутилась Олеся.

– Мобильный ты украла, – напомнила я, – но я его назад не требую. Мне нужна лишь сим-карта Даны. Там лист контактов.

Филимонова насупилась.

– Не, ту я выкинула.

– Симку Гарибальди выбросила?

– Да.

– Зачем?! Она мне так нужна! – растерянно повторила я.

Олеся удивилась:

– Только тупорылый оставит чужую карту! Конечно, я новую купила!

– И куда дела ту, что принадлежала Гарибальди?

– В сортир швырнула. В яму на огороде. Можете слазить, поискать, – схамила Олеся.

Я только вздохнула. Пропала надежда порыться в телефонной книжке Даны. С одной стороны, это плохо, но с другой… Я все больше убеждаюсь, что объектом преступления была Жозя. Именно ей хотели за что-то отомстить. Вполне вероятно, что некто ждал подходящего момента не один год. Бывший сотрудник института, подчиненный Матвея Витальевича, наконец понял, что без Даны жизнь старухи Колосковой превратится в ад, и сумел подстроить несчастный случай.

А еще мне в голову пришла новая мысль. И Расторгуева, и Олеся считали Дану шантажисткой. Вера пошла к Гарибальди, чтобы попросить ее о молчании, Олеся хотела отомстить Дане, зашвырнув ей в дом пакет с фекалиями (отвратительная затея, хулиганство!). А что, если есть человек, тоже получивший письмо с угрозами и требованием денег, и вот он решил убить Дану, которую тоже счел шантажисткой? Кто еще мог получить подобное послание?

И что мне теперь делать? Как поступить? Как определить, кто объект преступника – Жозя или Дана?

Глава 22

– Так я пойду? – спросила Олеся.

– Поехали, – приказала я.

– Куда? – испугалась Филимонова.

– К твоей знакомой Жанне Бирк.

– Зачем вам Жанка? – изумилась Олеся. – Она дура!

– Вроде вы с ней дружете, – напомнила я. – На мой взгляд, не очень красиво так отзываться о своих знакомых!

Олеся накуксилась:

– А че? Это ж правда! Всем известно. Вот я, например, за фигом в медучилище пошла? Думаете, приятно там учиться? Ничего хорошего! После первого курса нас на практику отправили, в больницу.

– Медсестра должна уметь обращаться с больными.

– Ха! Из нас техничек сделали. Самую грязную работу на практиканток взвалили, к людям только с клизмой подпускают, а к приличным, в отдельные палаты, даже с тряпкой не войти, там медсестры за чаевые убирают. Вон сейчас в люксе жена одного начальника лежит, так девкам не западло из-под нее горшок таскать. Каждую секунду носятся и спрашивают: «Нина Константиновна, ничего не хотите? Чаю, фруктов, газет-журналов? От окошка не дует? Одеяло, подушек принести? В задницу вас поцеловать?» Тьфу! А в палату, где восемь убогих валяется, меня отправляют. Там вонища!

– Если перестанешь лениться и вымоешь пол там, где находятся несчастные, вынужденные пользоваться услугами бесплатной медицины, то в палате исчезнут запах и грязь, – не выдержала я. – Больные люди не способны поддерживать порядок, это дело служащих клиники. И при чем здесь ум Жанны Бирк?

Олеся вытащила пачку дорогих сигарет.

– Кто же пойдет в медучилище? Только идиотка, которой больше никуда не поступить.

– Как ты, например?

– Я с расчетом, – неожиданно с достоинством произнесла Олеся. – В мединститут без блата не пролезть, а на взятки у меня денег нет. Отсижу в училище, отработаю год и двину в вуз вне конкурса. Классно?

– Да, неплохо придумано, – похвалила я Олесю. – Если только не станешь сажать умерших в кровати с газетой в руке, все у тебя получится. Наверное, и Жанна Бирк имеет тот же расчет, что и ты.

– Ха! У ней папа доктор наук, мать хирург, бабка типа профессор была. Жанке даже фамилию дали по маме, чтобы династию сохранить, – зачастила Олеся. – Деньжищ в семье – лом! В буфете на кухне такая посуда! Жанка говорила, сервизу триста лет, а они им каждый день пользуются, не жалеют! Вилки серебряные, каждая по полкило весом! Картины повсюду! Одну со стены снять, толкануть – и Жанка в институте. Почему ж ее мамашка так не поступит? За фигом она любимую доченьку в такой ад пристроила?

– Вероятно, не хочет разрушать коллекцию, – предположила я.

Олеся захихикала.