Стриптизерша

Чистый Ира пить не могла и потому разбавила кока-колой, стараясь сохранить максимальную крепость. Ее трясло. Виной тому была не только и не столько простуда, сколько непонятная, вынимающая душу тревога. И еще – тоска, обреченность, осознание непоправимой ошибки.

Раньше Ира никогда не спрашивала Штефана о его профессии, растягивая волнующую часть неизвестности. Работая стриптизершей, она не в первый раз сталкивалась с парнем, который выглядел, как киноактер, а трудился пожарником. Поэтому, она просто перестала их спрашивать.

И зная от Стьяго, что Штефан богат, она в глубине души ожидала выяснить, что его профессия станет для нее поводом для гордости. Правда не просто спустила ее на землю, правда швырнула ее на асфальт.

Дантист.

Как ее угораздило влюбиться в обыкновенного зубного врача? Эта профессия в ее понимании была скучной и постылой, как позавчерашнее мясо.

Дантист!

Велика же радость быть женой человека, который зарабатывает на жизнь ковыряя чужие кариесы. Ира до сих пор благодарила судьбу за свой насморк, который вчера здорово ее выручил. Когда разочарование подступило к горлу, Ира просто зарылась носом в салфетку и долго сморкалась, пытаясь справиться с отчаянием.

Она смогла бы еще полюбить бизнесмена, или, на худой конец, богатого бездельника, проматывающего отцовское наследство. Но человек, вооруженный сверлом бормашины вряд ли когда-то сможет занять подходящее место в ее сердце…

Ира отказалась лечь с ним в постель, сославшись на жуткую простуду и теперь, попивая приторно-сладкую, обжигающую смесь, запаха которой не чувствовала, она хотела лишь одного: нажраться вдрызг.

Будь проклят Стьяго!

Будь проклята Валентина!

Будь проклята полиция, явившаяся к ним именно тогда, когда ее распекали за драку.

Зачем она только решила сбежать?

Зачем?

Она опустила лицо на колени и тихонько расплакалась…

Глава 27.

– Дамы, а вот и мой сын!

Стьяго кисло улыбаясь, наклонился к матери, которая картинно расцеловала его, гордясь перед подругами и случайными посетителями своим молодым красавцем сыном.

– Ты, конечно, помнишь Сюзанне? – фрау Мартинелли только что на фальцет не срывалась, кудахтая от восторга. – А Инге?

Стьяго было не до стареющих подруг матери, но вежливость взяла верх, он улыбнулся. Настроения сидеть в кругу трех куриц, одна из которых, а именно, его матушка, напоминает приторговывающего собой леди-боя, у Стьяго не было.

Как, впрочем, и выбора. Все трое уже сидели на диванчике в их небольшой гостиной и пили кофе, когда он, приняв с дороги душ, зашел попрощаться с матерью.

– Куда это ты собрался? – возмутилась фрау Мартинелли, на полном серьезе предвкушавшая уютные посиделки, на которых Стьяго, узнав о том, что его возлюбленная уже месяц живет со Штефаном Адлером, вывернет ее прошлое наизнанку, дав им тем самым, повод ненавидеть ее еще сильнее.

– В Швайнфурт. Хочу поговорить о работе…

– Но я специально пригласила девушек, чтобы ты нам рассказал об этой Ирине, – фрау Мартинелли поморщилась, словно имя соперницы отдавало на вкус тухлятиной.

– Сходите к ней и попросите ее саму вам все рассказать, – сухо ответил Стьяго.

Мать бросила на подруг извиняющийся взгляд и потрусила за сыном. Она схватила его за локоть в тот самый миг, когда Стьяго уже готовился выйти из дома.

– Не смей так со мной обращаться при подругах! – прошипела она.

Стьяго смерил ее взглядом. С тех пор, как мать отказалась помочь ему самому жениться на Ире, их отношения сильно ухудшились.

– Подругах? – громко спросил он. – С каких пор они стали тебе подругами? С тех пор, как положила глаз на Адлера?.. Зря стараешься, мам: если он на ком-то и женится, то не на тебе, а на Ирине.

Из гостиной раздался громкий выдох.

Фрау Мартинелли ухватилась рукой за стену. Сердце билось так сильно, что от количества прилившей к голове крови, она чуть не потеряла сознание.

– Да как ты смеешь, так со мной разговаривать? Ты, щенок?! – взвилась она.

– А что? Разве у подруг есть тайны? – Стьяго уже держался за ручку двери, но тут передумал, опустил руку. – Вы знаете, Сюзанне, как сильно моей матери нравится Ваш брат? Очень сильно. Особенно, на фоне его счета в банке…

Сюзанне приподнялась над креслом, в котором сидела, то ли в ужасе, то ли в страхе. Однако не из-за того, что он сказал – его слова она приняла за ревность к матери, а из-за того – каким тоном он это сказал.

– Ей так хочется быть фрау доктор, что…

Звук хлесткой пощечины заставил Стьяго умолкнуть. Он зло усмехнулся, держась рукой за щеку. Глаза смотрели холодно и зло. Фрау Мартинелли в ужасе поднесла руку к губам. Они дрожали, едва удерживаясь от мольбы о прощении.

Однако, шанса сказать их, Стьяго не дал. Он смерил мать презрительным взглядом и отворил дверь.

– Знаешь, в чем твоя проблема? – тихо спросил он. – Ты всех судишь по себе…

Дверь негромко щелкнула, закрываясь, а фрау Мартинелли продолжала стоять, глядя на нее. Ее рука была прижата ко рту, словно пытаясь не дать вырваться наружу рыданиям.