Стрижи

Я уже готов был вытащить духи из кармана, но вдруг понял, какую ужасную глупость вот-вот совершу. И как мне, тупому идиоту, раньше не пришло это в голову? Во флаконе осталось чуть больше половины содержимого. Разумеется, Агеда спросит, откуда он взялся. Разве приятно ей будет получить в подарок то, что раньше принадлежало другой женщине? Не хватало только, чтобы она узнала, что этой другой была кукла! Слава богу, я вовремя спохватился. Открытый флакон я приберегу для себя. Он поможет мне вспоминать Тину. А другой, целый, подарю Агеде. Надеюсь, она сумеет оценить духи.

4.

У меня создалось впечатление, что мой телефон звонит по-разному в зависимости от того, кто меня добивается. Нынешним жарким утром я услышал первый звонок и сразу решил: Агеда. Посмотрел на часы. Без нескольких минут десять. И повторил: это Агеда. Телефон продолжал трезвонить, и у меня уже не было никаких сомнений, что сегодня толстый пес в последний раз увидел дневной свет.

Вот и он тоже меня опередил.

Агеда хотела, чтобы ветеринар пришел к ней домой и усыпил Тони там. Но в этот час в ветеринарной клинике всегда царит суматоха, и врач приехать не сумеет. Поэтому она спросила, не соглашусь ли я отвезти их туда на своей машине. Она могла бы взять такси, но сомневается, что шофер пустит в салон собаку. О том, чтобы тащить Тони на руках, и подумать страшно. Потом Агеда, разумеется, добавила, что, если мне некогда, она как-нибудь справится сама.

Когда я приехал к ним, Тони лежал на боку в комнате, куда, по словам хозяйки, почти никогда не заходил. Он был тихим, неподвижным и спрятался тут, чтобы ждать смерти в темноте. Умение принять свой конец кажется мне признаком высокого чувства собственного достоинства. Пора умирать? Значит, будем умирать и постараемся не причинять беспокойства другим. Такая вот замечательная философия свойственна некоторым животным. И вы, люди, вечно тоскующие, ноющие, впадающие в панику либо уповающие на свою бессмертную душу, могли бы поучиться у них.

Я наклоняюсь, чтобы мое лицо попало в поле зрения собаки. «От него сильно воняет», – говорю я про себя, поскольку не хочу, чтобы меня слышала Агеда. Она только что зажгла свет и стоит у двери, не входя следом за мной в комнату. У толстого пса в глубине зрачка горит красная точка, но, когда я сажусь рядом на корточки, точка потухает. Отодвигаюсь – снова вспыхивает. Я загораживаю собой свет от лампы – вспышка повторяется. Провожу рукой по горячей черной голове. Пес никак не реагирует. Не благодарит меня и не отпихивает. И я сразу чувствую, что перестал вызывать у него неприязнь.

Я пытаюсь понять, что выражает его глаз: «Я больше не хочу, я больше не могу, вытащите меня отсюда, у вас ведь хватит доброты, чтобы не оставить меня одного в последний час. Не нужно лаять мне на ухо человечьи слова, не надо гладить, хватит вашего присутствия рядом, а еще, пожалуйста, приберегите демонстрацию своего горя до тех пор, когда я уйду».

Мы тронулись в путь. Агеда взяла с собой плед и две собачьи игрушки, как посоветовал ей ветеринар. По его убеждению, знакомые предметы и запах пледа помогут животному смягчить чувство, что он находится в чужом месте, когда его будут усыплять. Черный пес тяжелее, гораздо тяжелее Пепы. Я несу его неподвижное тело с болтающимися ногами, для надежности прижимая к груди. Агеда молча спускается вниз по лестнице передо мной. Когда эта женщина не болтает без умолку, кажется, что ее окружает трагический ореол. Внизу мы сталкиваемся с любопытной соседкой. Бедный Тони, неужели с ним «что-то не так»? Агеда объясняет, что мы везем его в клинику и очень торопимся. Больше она ничего не говорит, и мы выходим на улицу. А уже у машины возникла ситуация, о которой мне следовало подумать заранее. Но я, черт побери, не подумал, а теперь было уже поздно. Я попросил Агеду достать из моего брючного кармана ключи от машины. Я чувствовал, как ее пальцы опускались все глубже – решительные пальцы-разведчики, готовые вот-вот коснуться запретного. Было не время для шуток, но от некоторых мыслей невозможно отмахнуться. Расстилая собачий плед на заднем сиденье, она спросила, не буду ли я против, если она сядет рядом со своим псом.

5.

Выключив двигатель, я глянул через ветровое стекло на небо. Стрижи? Ни одного. На меня накатывают приступы безобразного, липкого одиночества, если я не вижу там, наверху, их силуэтов, четко очерченных на синем или сером фоне.

По просьбе Агеды я остался с толстым псом в машине, примерно в ста метрах от центрального входа в клинику, заняв на парковке первое же свободное место. Она сказала, что пойдет оформлять бумаги и узнает, через какую дверь нам следует войти, поскольку ветеринар предупредил, что перед эвтаназией Тони лучше не пересекаться с другими животными.