Строчка до Луны и обратно

— Ого, — выразительно проговорила Наташа. — Серьезное заявление… Ух, язык устал. Последняя осталась. — Она вынула листок, посмотрела и рассеялась: — Тут рисунок. Карикатура.

— Знаем, Валеркина работа! — сказал Мишка.

Сначала с первых парт потянулись, за ними — другие. Через минуту у стола сгрудились почти все пионеры. Валерка Крутов нарисовал Гарика, увешанного марками, жвачками, а вокруг стоят на коленях ребята и тянут к нему руки. Смешно нарисовал Валерка. Председатель совета отряда кое-как усадила ребят на места и обратилась к учительнице:

— Алла Ивановна, вы будете говорить?

— Зачем, — качнула та головой. — По-моему, достаточно сказано. Пожелаю только, чтобы вы не забыли этот разговор.

— Тогда собрание закрываем, — сказала Наташа. — Поздно уже.

Гарик первым вышел из дверей класса. В раздевалке он быстро накинул на себя пальто, и когда Мишка Анохин сказал ему: «Обожди, провожу тебя», Гарик, низко наклонив голову, лишь отмахнулся и поспешил к выходу.

За школой Мишка все же попытался догнать его.

— Ну чего несешься! — крикнул он. — Обожди, слышишь? И носа не вешай. Подумаешь, наговорили!..

Но Гарик, не обернувшись, прибавил ходу, побежал по заснеженной улице, синевато мерцавшей в прерывистом свете фонарей.

Мишка остановился, вздохнул, задумчиво взялся рукой за длинное ухо шапки. И тут увидел свою тень. Она косо перечеркнула тротуар, а выше, на сугробе, вдруг уродливо, горбато ломалась.

Мишка с ожесточением дернул ухо шапки, словно собирался оторвать его, и со всего маху всадил ботинок в сугроб. «А сам-то! — зло подумал о себе. — Сам-то лучше?..»

Мишка вытащил ногу и, не отряхнув снег, повернул обратно, к дому.

Алешины письма

Димка простудился двадцатого марта. Это он точно знал. И где простудился — тоже знал. Впрочем, и его родителям было известно, что сын попал под дождь, промочил ноги, после чего отлежал шесть дней с сильным гриппом. Два раза вызывали врача. Боялись, как бы не было осложнений.

Это все было известно. Однако никто не знал и подозревать не мог — по какой именно причине Димка попал под дождь, так зверски промочил ноги и сам весь промок. Никогда и никому не признался бы в этом Димка.

В тот день он только вышел из дверей кабинета физики в коридор, как нос к носу чуть не столкнулся с Мариной из шестого «А». Он шагнул вправо, и Марина — вправо, он — влево, и она — туда же. Тогда Марина засмеялась и сказала:

— Стой на месте, а я тебя обойду.

Вот и все. Марина, может, сразу забыла о ерундовом, забавном случае, а Димка не забыл — оба оставшиеся урока он только и думал об этом.

Димка и Марина учились в одной школе, их классы и предметные кабинеты находились на одном этаже, больше того — они жили в одном и том же доме, но Марина будто не замечала Димку — сероглазого парнишку, робкого и застенчивого, немного угловатого, потому что начал быстро расти и словно сам не мог еще привыкнуть к каким-то новым изменениям в своей внешности. Марина даже не считала нужным кивнуть ему при случайной встрече.

Марина совсем не знала, как Димка грустно смотрит ей вслед, не обращала внимания и на то, как меняется его лицо, когда он вдруг увидит ее в школьном коридоре или во дворе дома.

И вот этот неожиданный, невольный трехсекундный танец друг перед другом у двери физического кабинета и ее несколько слов, впервые обращенных к нему.

Димка понимал, что этот эпизод в Маринином отношении к нему ничего не изменит. Собственно, и отношений никаких не было. Тем не менее, выйдя в тот день, двадцатого марта, из школы, он быстро пересек улицу и остановился под деревом, ожидая, когда в школьных дверях появится Марина.

Выходило много ребят, дверь на тугой пружине то и дело хлопала, но Марина все не появлялась. Потом дверь перестала хлопать, никто больше не показывался. Димка решил, что в толчее просмотрел Марину, и хотел идти домой. Но, пройдя до угла школы, он в крайних окнах второго этажа увидел склоненные головы и даже Марию Николаевну разглядел — учительницу английского языка.

«Шестой урок у них», — подумал Димка. Он потоптался на месте, поднял воротник куртки и… вернулся к дереву, где стоял перед этим. Шел дождь. Он и утром шел, и днем, в иные минуты вперемешку с мокрым снегом, под ногами было слякотно. Посвистывал ветер, качая голые, отсыревшие ветки, усыпанные, как бисером, тяжелыми, ползущими вниз каплями воды.

Димка совсем иззяб в своей нейлоновой, намокшей и быстро потемневшей куртке. Ногам было холодно. Димка уверял себя, что надо идти домой, это просто глупо стоять и ждать, но… не уходил. «Теперь уже недолго осталось», — будто кто-то другой, со стороны, нашептывал ему. «А какой толк? — говорил себе Димка. — Ладно, дождусь. А что дальше? Зачем? Посмотреть, как она с девчонками покажется в дверях школы? Ну, могу еще сопровождать ее до самого дома. Пристроюсь шагах в двадцати сзади, и так буду идти, смотреть ей в спину. Или по другой стороне улицы буду шагать. Ведь к Марине не решусь подойти. Тем более, что идет не одна, а со своей подружкой Ленкой Мироновой, которая тоже из нашего дома и живет во втором подъезде на четвертом этаже».