«Как любезно с Вашей стороны, мой дорогой друг, передать мне известие от графа Головкина. Он написал мне превосходное письмо. Однако ему неизвестны обычаи царского двора. Совершенно невозможно прочесть его государыне в таком виде. Мы все вместе внимательно просмотрим его, подумаем… Чтобы выполнить просьбу М. du Рагу, необходимо преодолеть немало трудностей.
О том, что он предлагает, к сожалению, не может быть и речи. Наши уголовные законы находятся в хаотическом состоянии, потребовалась бы вечность, чтобы их собрать и привести в порядок. Нам нужны новые законы. Наша дорогая государыня как раз и занимается тем, чтобы их разработать, просило Её Величество советов и у меня. Свод законов уж почти готов… М. Дю Пари не должен распространяться об уголовных законах, предназначенных лишь для российского государства, а ограничиться общепринятыми всюду воззрениями и принципами, на которых основаны уголовный закон и уголовно-процессуальный кодекс. Только справедливость, снисходительность и доброта Екатерины позволит ей самой решить этот вопрос должным образом.
Самые добрые пожелания „нашему" сыну. Разве я не прав, называя его „нашим“? До свидания, друг мой».
Письмо, которое написал отцу Павел, несомненно, успокоило графа Александра Сергеевича.
«Дорогой и уважаемый отец, – писал Павел 15 февраля 1786 года из Киева. – Очень обеспокоен тем, что в течение целой недели от Вас не было никакой весточки. Мы здесь читаем письма Петра Великого, адресованные графу Апраксину[29]
, некоторые из них весьма недурно написаны. Эти письма проникнуты благожелательностью… Недавно нас пригласил на обед И. С. Колиус[30], здешний командующий. У него мы встретились с тремя братьями Ланскими и мадам Роже… У нас, к счастью, всё хорошо, мы надеемся, что и у Вас всё в порядке. Прошу Вашего благословения. Передайте привет моей маленькой любимой сестричке.Твой послушный сын…»
Через три месяца Павел писал из Симферополя: