Строгий профессор

Сжимаю губы, чтобы не смеяться в слух, Заболоцкий и так смотрит на меня как на врага народа. Это он ещё сон мой не видел, а то, наверное, и вовсе прибил бы, обозвав аморальной, слаборазвитой личностью. Мне стыдно за свои видения, хоть я за них и не в ответе.

— Почему ты не разбудила меня? — Тру глаза, совершенно забыв, что с утра накрасила их тушью, размазываю косметику, превращаясь в панду. — Я просто вырубилась и всё.

— Зато он уделил тебе внимание, раньше и не знал, как тебя зовут. А тут даже за журналом сходил. Почти двести человек поток, шутка ли. Пока нас всех запомнишь.

— Дед всю ночь орал, не выспалась, — сообщаю я, снова зевнув. — Он нам спать вот уже месяц не даёт. Мы с мамой в комнате закрываемся, а он по коридору ходит, мочится везде. Трэш полный.

Профессор продолжает писать на доске, холодным, уверенным тоном рассуждая о творчестве целого ряда значительных фигур литературного процесса, а я неосознанно любуюсь тем, как натягивается пиджак на его широкой мускулистой спине, как красиво облегают брюки его крепкие ягодицы.  Говорят, кроме литературы наш профессор уважает спортзал. Расслабляется там, когда интеллектуальные талмуды перестают помещаться в его умной голове.

— Роман Романыч не женат, детей у него нет, и о наличии девушки мне ничего неизвестно. Так что у тебя есть все шансы.

Я жалею, что поделилась с Евой, назвав профессора симпатичным. Теперь она каждый раз меня этим поддевает. Конечно, никакой физрук с ним не сравнится. Просто в начале года, когда мы, совсем ещё зеленые первокурсницы, пришли на «Осенний бал», Заболоцкий там тоже был, следил за порядком. И Ева, привыкшая получать всё и сразу, пригласила самого сексуального преподавателя на медленный танец.

Роман Романович её послал. В литературной, изысканной форме, конечно же, но Ева не забыла и затаила на самого красивого преподавателя нашей кафедры злобу.

— Беруши купи, — Ева обтëсывает мизинец пилочкой, успевая осматривать аудиторию.

Вздыхаю. Евка — дочка богатых родителей, она понятия не имеет, что такое жить в однокомнатной квартире с дедом, у которого в разгаре прогрессирующая деменция. Я хотя бы  в университет хожу, а мама дома с ним круглыми сутками.

— Беруши не помогают.

— Сдайте его в психушку.

— Если бы всё было так легко.

Если у человека есть родственники, и он не кидается на прохожих с ножом, никто его никуда не возьмёт, да и жалко. Всё-таки родной дедушка.

Ева быстро забывает о моих проблемах, начиная рассказывать последние сплетни. Заболоцкий снова делает нам замечание, и мне становится ещё хуже.

В этот момент звенит звонок, и я собираю со стола конспекты, надеясь, что преподаватель обо мне не вспомнит. Но, когда я следую с общим потоком студентов к выходу из аудитории, Роман Романович меня останавливает.

— Иванова, я же сказал. Мы с вами идём в деканат.

Еще сегодня утром я мечтала остаться с ним наедине. И вот сейчас мы идëм вдвоём по коридору, а у меня ощущение, будто я под конвоем. Да ещё эта моя сумка дурацкая с наполовину оторванной лямкой. Идиотский пакет с физкультурной формой. Он-то с двумя папочками,  движется  изящно и легко. А я поправляю всю свою барахляндию на один бок, будто перекошенная.

— Вы мечтаете стать кассиршей в нашем буфете? — не повышая голос и улыбаясь встреченному преподавателю, спрашивает Роман Романович.

— Нет, — свожу брови на переносице, поворачиваясь к нему.

Он на меня, конечно, не смотрит. Спину держит прямо, шагает чётко и ровно, как будто перед ним леска натянута, указывающая ему путь следования.

— Окончив наш факультет, Иванова, вы могли бы стать государственным деятелем, дипломатом, писателем, публицистом, критиком, ну или просто переводчиком. Но если вы будете спать на лекциях, то я полагаю, смогу договориться для вас и устроить кассиром. Вы хорошо считаете, Иванова?

Есть у Заблоцкого такая привычка — размазывать собеседника по стеночке. Я её давно заметила, но, когда это лично меня не касалось, я восхищалась его ловким умом и сообразительностью.

— Это было один раз, — лепечу себе под нос.

— Хотя нет. Профессия продавца-кассира предполагает умение распределять внимание, не теряя концентрации, а вы можете уснуть во время смены. Но стрессоустойчивости у вас не отнять. Я бы никогда не смог уснуть в помещении, битком набитом людьми.

Роман Романович открывает для меня дверь деканата, пропуская вперед, и сердце уходит в пятки. Вообще-то я нормальная студентка. И мне хочется плакать, что именно он приволок меня на ковер к декану.

— Ширина на месте нет,  — С грохотом припечатывает лист дыроколом методист и секретарь в одном лице. — Сказал, сегодня его не ждать.

Сердце медленно возвращается на место, и я позволяю себе тихонечко выдохнуть. Как и в любом замкнутом социуме, в университете новый день — это как совершенно другая история. Завтра Заболоцкий забудет мою фамилию, так что вряд ли мне влетит.