Юра непроизвольно убрал руку от хлеба. Он знал, что в тюрьме законы жестокие и от зеков можно ожидать всего, поэтому решительно ответил:
– Не-ет.
Но все вокруг почему-то дружно засмеялись и опять принялись за еду.
– Ты завязывай угарать над своими, – улыбаясь, но стараясь быть серьёзным, сказал Витяй. – Человек в первый раз попал, и сразу к строгачам.
– Ты ешь-ешь, не слушай его, – кивнув на смеющегося Лешего, сказал Бандера. – Если он спросит у тебя, носил ли ты в школе пионерский галстук или ещё что-то в этом роде, не обращай внимания. Приколи лучше за свободу. Чё там нового?
Юра тяжело вздохнул, свободы он теперь был лишён. Но, собравшись с духом, стал рассказывать, не забывая при этом орудовать ложкой и аппетитно жевать черный хлеб.
Шаповалов сидел в своём кабинете и внимательно слушал осведомителя.
– Ну вот, значит, – продолжал Шкотов, – а как чаю попили, Солома, значит, и говорит: «Выручайте, братцы. У меня возможность есть сорваться. Бабки нужны». Все сразу замолчали, ну кому же охота бабки чужому человеку давать. Там-то наверняка сумма будет на откуп немаленькая. А Протас, значит, спрашивает: «Много надо?» А Солома на всех смотрит и говорит: «Двадцатку надо зелени, если поможете собрать, никого из вас не забуду. На свободе-то я гораздо больше могу для вас сделать».
– Ас собой Солома ничего не приносил? – спросил Шаповалов.
– Да не-е. Чем он может подогреть эту хату? Они ему сами денег дали с собой, штук двести кажется, и коробку конфет ещё.
– А чё ж денег так мало дали? Двадцатка зелени – это больше пятидесяти лимонов, по-моему, – съязвил Шаповалов.
– Насчёт бабок, сказали, проблемы у самих. Только Протас сказал, что поможет, чем сможет. Но много не обещал, сказал, что сам в попандосе по бабкам. А ещё и зато, что поможет немного деньгами, тут же с просьбой к Соломе обратился. Ну там, девку какую-то чтоб не чмырили, чтоб Солома проконтролировал.
– Чё за девку?
– Соседку Протаса. Шеляева фамилия. Недавно закрыли, ни за хер походу. Протас с женой по телефону седня утром разговаривал, та ему рассказала. Вот за эту Шеляеву и просил. Как зовут не знаю.
– Да это хрен с ними. А как Протас ему деньги передавать будет? – уцепился за более живую тему Шаповалов.
– Не ему, – покачал головой Шкотов, – на воле там кому-то. Да Протас сразу сказал, что много не сможет. Так, по возможности поможет. Но Солома всё равно благодарил, сказал, что попробует ещё с другими людьми связаться на воле. Да развёл просто, походу.
– Конечно развёл, – улыбнулся Шаповалов. – Солома и тому, что дадут рад будет. О чём ещё говорили?
– Всё-о. Солома поблагодарил и всё.
– Понятно, – произнёс Шаповалов и что-то чиркнул у себя в блокноте. – Ну ладно. Ты посиди пока, наверное, в этой хате. Посмотри там, чем дышут. Через кого дороги…
– Да ты что, Дмитрич? – раскрыл глаза Шкотов и приподнялся на стуле. – Они же расколют меня. У них запросы знаешь какие? Протас в гости рассчитывает через меня ходить…
– Куда? – спросил Шаповалов весело.
– Не знаю куда, – тараторил Шкотов, которому было не до веселья. – Походу к тёлке к этой, я так мыслю. Если не в хату, то в стакане где-нибудь словиться захочет, вот посмотришь. Переведи, Дмитрич. Смерти моей хочешь?
– Да не плач, Серёга, – хлопнул его по плечу опер, – в гости – это не проблема. Раз-два в месяц можно устроить ему встречу. Посиди там, понюхай. Поживёшь зато как человек, – подбадривал он его, провожая из кабинета, – колбаска, икорка, пиво. Давай, давай, не боись.
Передав заключённого Шатрову, Шаповалов решил зайти на всякий случай в спецчасть, посмотреть, какую такую Шеляеву хочет оградить от неприятностей бизнесмен Павел Протасов. А взяв в руки дело заключённой его лицо сразу вытянулось: такая красивая девушка в эту тюрьму попадала впервые. Да ещё и при внимательном изучении дела он прошёл к выводу, что она не из уголовной среды и, возможно, попала сюда по роковой судебной ошибке, какие иногда случались в его практике. Опер очень заинтересовался очаровательной заключённой и решил пока не посвящать Дунаева о просьбе Протасова к смотрящему. Так же он подумал, что нужно будет вызвать заключённую к себе для беседы. Сам себе он говорил, что нужно попробовать разобраться в её деле. Но в глубине души понимал, что увидеть её хочет совсем не за этим. И его холостая тридцатилетняя душа понимала это.
Думая о новой заключённой, Шаповалов сел писать рапорт о результатах встречи авторитетов бизнеса и криминала, пытаясь сосредоточить свои мысли на возможностях смотрящего действительно развалить своё уголовное дело.