Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари

Три младших сына Сергея Григорьевича, дядюшки графа Сергея Александровича, скончались примерно в одно время. На Моховой улице в Петербурге помимо Павла жил Николай. В 1903–1904 годах его дом под № 36 перестроил архитектор P.P. Бах. Сам владелец жил на втором этаже и занимал девятнадцать комнат. Внизу на первом этаже в пяти комнатах обитала княгиня П.В. Урусова, в девяти — герцогиня Наталья Александровна Сассо-Руффо. Это была племянница владельца, дочь его сестры Елизаветы. В 1906 году, после кончины графа Николая Сергеевича, она стала полноправной владелицей дома.

Уже в 1914 году весь дом достался H.A. Хариной, ранее со своим супругом генерал-майором Иваном Николаевичем она занимала тридцать четыре комнаты дома.

Дом на Сергиевской (Моховая ул., 2) после смерти графа П.С. Строгонова в 1911 году стал принадлежностью его наследника князя Г.А. Щербатова, тому же досталось также Знаменское, но четырнадцатилетний князь был еще слишком юн, чтобы оценить по достоинству полученный дар. Вопрос о преемственности и в данном случае оставался открытым.

Некоторые вещи из своих замечательных собраний меценат еще при жизни подарил Музею Общества поощрения художеств: икону «сибирского письма», китайский глиняный чайник старого производства, античную керамику, ряд уникальных предметов эпохи готики и Ренессанса. По завещанию владельца восемь картин поступило в Эрмитаж. В качестве «монумента памяти» дарителю Э. Липгарт поместил в журнале «Старые годы» статью о нем и пожертвованных музею сокровищах.[179]

По неизвестной причине столь аккуратный в делах Павел Сергеевич не ставил указаний по поводу Хотени. Вероятно, он не имел прав для распоряжения собственностью покойной супруги, и усадьба на несколько лет (до 1916 г.) стала яблоком раздора между несколькими претендентами. В это короткое время картины и мебель распространились по соседним владениям. Управляющий использовал залы нижнего этажа под склад зерна, верхние — отдал прачечным и кухням детского приюта-санатория. Свидетелем ужаса запустения стал Г. Лукомский: он, приписав здание Джакомо Кваренги, успел сделать несколько фотографий фасадов и интерьеров для книги «Старинные усадьбы Харьковской губернии».

Портрет графа П.С. Строгонова

Известный деятель серебряного века отечественного искусства писал: «Миновали годы высокого подъема художественной культуры нашего отечества и только остатками от великолепия былых времен украшают теперь наиболее культурные помещики свои комнаты. Но много ли таких? К сожалению, мы не только не можем уж создать чего-либо равного усадьбе Хотень, но даже не всегда и оберегаем старые поместья… Чаще, как в Хотени, не сумели потомки уберечь даже завещанного им. Такое отношение к своей собственности, являющейся историческим достоянием России, не может пройти бесследно, достойно возмездия… и рисует нам печальную картину будущего!»[180] Горькие и пророческие слова.

Граф Григорий Сергеевич Строгонов умер в 1910 году в Париже, куда он прибыл в поисках новых вещей для своего собрания. Подобно брату Павлу, в конце жизни он озаботился фиксацией своих сокровищ. В 1904 году граф Г.С. Строгонов с большим успехом представил на выставке в Сиене «Мадонн» Мартини и Дуччо. В 1905 году, когда ему минуло 75 лет, художник Ф.П. Рейман (1842–1920), прославившийся созданием копий фресок римских катакомб, стал писать акварели с видами фасадов и интерьеров дома. Тогда же началось их фотографирование. Кроме того, Строгонов отобрал 100 главных шедевров собрания для публикации. Первый том планировалось посвятить памятникам Древнего Востока, античности и средних веков, второй — искусству Ренессанса и последующему периоду.

Тогда же графа посетили барон Н. Врангель и А. Трубников, они подготовили большую статью о коллекции для журнала «Старые годы». По свидетельству Муньоса, в качестве завещания граф просил: «Когда я умру, напомните моим родным, что я хотел бы лежать меж горящих свечей в… зале, — и пусть ничего не будет тронуто, пока тело мое еще будет во дворце. Хочу, чтобы именно тогда меня окружали сокровища искусства, самая надежная моя связь с жизнью».[181] Надо думать, его просьбу уважили. Продолжилась работа над каталогом, он вышел в свет в 1911–1912 годах, а также исполнено пожелание графа передать в Эрмитаж несколько вещей.

Княгиня Мария Григорьевна Щербатова, урожденная графиня Строгонова, отказалась от наследства (о котором не было письменных указаний), в пользу детей Владимира и Александры. В 1911 году они на некоторое время приезжали в Рим для отбора произведений для Эрмитажа. У них не возникло сомнений в предназначении для музея семи сасанидских блюд и двух сосудов. Как выяснилось при составлении российским консулом описи, бумажки с надписью «Erm. Imp.» Григорий Сергеевич вложил в сасанидский сосуд и древнегреческую серебрянную чашу.