В сущности, встреча A.C. Строгонова с Вольтером была неизбежна, едва ли мог он миновать всеобщей болезни «волтеризма»: с французским мыслителем переписывался его женевский наставник Якоб Верне и веронский знакомый Сципионе Мафеи, послания ему адресовал друг отца Антиох Кантемир и «петербургский милостивец» Иван Шувалов. Можно считать несомненным, что это свидание не могло иметь иного следствия, кроме ускоренного заражения «вольтерянством», которое уже поразило многих его современников в разных концах Европы. Строгонов был не первым, но и не последним, кто искал личной встречи с затворником. Что подвигло Вольтера встретиться с молодым россиянином? Только ли шальные соляные деньги решили дело? Личная встреча Александра Сергеевича с властителем умов быстро сделала возможным тот результат, который долгое чтение сочинений могло достигнуть многими годами или вообще не достигнуть.
«Отец мой, испорченный сочинениями Вольтера, не верил в божественность Иисуса Христа; а моя мать, вышедшая замуж очень молодою и не видевшая в религии ничего кроме утомительных и часто суеверных обрядов, с жаром приняла мнения моего отца. Оба они были деистами,[13]
и говорили о Господе нашем Иисусе Христе не иначе как о мудром законодателе, о христианской религии, как о прекрасном курсе нравственности, составленном для обуздания пороков народа и о святом Евангелии как о книге, наполненной чрезвычайными странностями».[14] Эти слова, написанные дочерью графа А.П. Шувалова, вполне могли бы принадлежать кому-либо из детей Александра Сергеевича.Путешествие россиянина на Запад всегда означает пересмотр представлений о жизни, в том числе и о собственном доме. У Строгонова появилась возможность осмотреть большое число домов, как в Италии, так и во Франции, ознакомившись с новейшими веяниями европейской архитектурной и интерьерной мод. Из этих экскурсов он сделал вывод о необходимости существования Кабинета (музея) как важнейшей составной части облика своего жилища.
Глава 6
Полюбить Минерву
Богиня Минерва, богиня мудрости и покровительница искусств, стала знаком российского просвещения, связанного, прежде всего, с именем Екатерины II. В современной литературе императрицу довольно часто называли Северной Минервой.
Сюжет плафона, заказанный бароном Сергеем Григорьевичем для Большого зала апартаментов сына, оказался чрезвычайно прозорливым, ибо именно этой богине на нем принадлежит центральная роль. С.Г. Строгонов очень надеялся, что после триумфального возвращения домой Александр немедленно станет знаменитым покровителем искусств и проявит мудрость, став живым воплощением и других добродетелей, представленных на плафоне. Однако «сценарий» его жизни оказался иным и более сложным.
Барону Александру Строгонову не удалось пробыть во французской столице долее, чем те полгода, что планировалось. Приехав туда в конце марта 1756 года, он должен был покинуть Париж 23 сентября (4 октября по григорианскому стилю, которого еще придерживалась Россия) по приказанию отца, закончившего к тому времени возведение дома, нашедшего «выгодную невесту», украсившую бы новое жилище, и, наконец, встревоженного слухами о «предосудительном поведении» сына. Как будто по заданию Чуди путешественник прибыл в Гаагу, ожидая дальнейших приказаний от отца. Но посланий из Петербурга он не получал, а позднее, устных внушений «российскому Телемаху» услышать уже не довелось.
30 сентября 1756 года барон Сергей Григорьевич Строгонов скончался, прожив всего 49 лет.
Его сын вернулся в Петербург только в июле 1757 года. Именно тогда путешественник увидел наконец адресованную ему плафонную картину и, кроме того, получил написанное переводчиком Академии наук Кириаком Кондратовичем другое, открытое для образованной публики, завещание отца, которое так и называлось: «Завещание родительское господину барону Александру Сергеевичу Строгонову через питомца Кириака Кондратовича объявленное».
Приведем несколько строк из него.