Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари

В левом верхнем углу полотна показан круглый храм, стоящий на скалистой горе и напоминающий Пантеон. Перед ним портик из двух рядов колонн. Здесь находится основной содержательный элемент картины, которую можно трактовать как проповедь созидательной добродетели. В данном случае полотно обрело статус образного «завещания», ибо отцу и сыну Строгоновым не довелось вместе рассматривать созданный шедевр. Завещания, связанные с имущественными делами, теряют всякое значение спустя какое-то время. Подобный «документ» оказался применим к другим подобным обстоятельствам в истории династии, по крайней мере, его использовал Александр Сергеевич, примерив на себя тогу отца. Кроме того, задуманное Сергеем Григорьевичем деление здания на две половины также с тех пор стало традиционным.

Переведя взгляд от плафона к стенам, понимаешь, что Большой зал можно отнести к числу курьезов в искусстве. В отличие от хрестоматийных (и современных дому Сергея Григорьевича) образцов барокко, например Большого зала Палаццо Лабиа в Венеции, расписанном Дж. Тьеполо, картина не согласована со стенами, оформленными лепным узором в стиле моднейшего рококо. Хотя следовало далее написать колонны. Приходится думать, что Растрелли на это согласился, ибо в Реляции об отделке зала он пишет следующим образом: «Ornee d’ouvrage en stuc» («Декорирована композицией в гипсе»), то есть так, как мы видим в настоящее время.

Восточная стена Большого зала — свидетельство разногласий между заказчиком и зодчим, кариатиды готовы, а балкона нет

Как будто предчувствуя что-то в своей судьбе, барон Сергей Григорьевич торопился завершить стройку. Занявшись в первую очередь апартаментами наследника, он отложил до времени обновление своих комнат и полноценное завершение восточного и южного корпусов. В результате «смысловой» центр здания переместился в изначально второстепенный западный корпус, а плафон с храмом превратился в главный содержательный элемент. Созданные два корпуса создавали иллюзию большого дома, с которым на Невском проспекте могли соперничать только дворцы Ивана Шувалова и Алексея Разумовского — фаворитов императрицы.

Глава 5 Путешествие строгоновского Телемаха

Династия владельцев невского дома отличалась широким кругозором. Новые возможности для его формирования открылись в XVIII веке благодаря путешествиям, в деле которых Строгоновы задавали тон прочим. В мае 1752 года барон Александр Сергеевич первым отправился в европейскую поездку. Ее целью было расширение общих знаний о западном мироустройстве, овладение иностранными языками, прежде всего, французским, ознакомление с курьезами природы и произведениями художеств. Барона сопровождал крепостной живописец Матвей Печенев, тому предстояло фиксировать главные события поездки. В конце июня младший Строгонов прибыл в Данциг, входивший в прусское владение. Здесь его поразила находившаяся в Мариацком костеле знаменитая картина «Страшный суд», считавшаяся тогда работой Ван Эйка, а впоследствии признанная произведением Ханса Мемлинга.

В середине июля Александр Сергеевич оказался в Берлине, где нанес визит фельдмаршалу Джеймсу Кейту (1696–1758) — шотландцу и активному участнику масонского движения, в 1720–1748 годах находившемуся на службе в России, где он успел стать первым подполковником лейб-гвардии Измайловского полка, первым военным инспектором русской армии и гетманом Малороссии. Не исключено, что Строгоновы водили знакомство с Кейтом через испанского посла Лирия, тот определенно бывал в доме у барона Сергея Григорьевича.

Следует привести пример отчетов, присылаемых юным бароном отцу, чтобы увидеть, какая необыкновенная вереница резиденций предстала перед ним воочию, а не из увражей, пролистываемых отцом. Так Александр Сергеевич писал о Касселе: «Оный город, хотя мал, однако наполнен курьезностями… в сад Ланграфский ездил, называемый Вейсенстеен, в котором каскад очень за первый в Европе почитается вышиною и множеством вод. Вверху башня наподобие старинного идолского капища, а на оном статуя Геркулесова в 60 футов вышиною».[8]