Строговы

Но мысли у Матвея были невеселые. Сельчане, бывавшие в городе, привозили вести одну страшнее другой: будто главный царский министр отдал приказ расстреливать всех, кто идет против царя, и патронов не жалеть; будто по сибирской чугунке едет генерал-каратель и со всеми забастовщиками расправляется беспощадно — кого казнит, кого на каторгу отправляет; будто судьи теперь из одних генералов да офицеров и судят они прямо в поле, — оттого и называются «полевые», — тут же судят, тут и расстреливают. Говорили еще, что в городе рабочие подняли восстание и хотели установить свою рабочую власть, да ничего не вышло из этого, — казаков и войска понагнали в город. Несколько дней и ночей будто шел кровавый бой на улицах.

Хотелось Матвею побывать в городе, самому все разузнать, и придумывал он для этого всяческие предлоги, но Анна, достаточно было ему заикнуться об этом, поднимала против него весь дом.

— Куда ехать? На смерть? Времена-то какие! — в один голос твердили и Анна и Агафья.

В самое половодье, когда весна катила по оврагам и буеракам бурные потоки воды, к Строговым заявился из города никем не жданный гость.

Темной апрельской ночью по тракту к Волчьим Норам, хлюпая по лужам, пробирался человек. Ноги его вязли в грязи и скользили. Он шел, опираясь на палку, мокрый и уставший.

Войдя в село, он подошел к ближней избе, постучал палкой и, когда из-за окна отозвались, спросил:

— Скажи, хозяин, где живет здесь Матвей Строгов?

— А иди до горы прямо. Там неподалеку от церкви увидишь старый пятистенный домишко. В нем и живет.

Человек поблагодарил полусонного хозяина и пошел, палкой отбиваясь от рычавших собак.

Возле дома Матвея он постоял немного, о чем-то подумал, потом подошел к окну, но быстро вернулся и вошел во двор. Тут он долго бродил, отыскивая крыльцо. Во дворе было еще темнее, чем на улице. Наконец он нащупал веревочку от щеколды и дернул. Со свистом открылась внутренняя дверь.

— Кто там? — спросила Агафья.

— Строгов здесь живет? — спросил человек за дверью, по голосу уже узнав Агафью.

— Тут, тут живет Строгов. А кто это?

— Открывай, тетушка Агафья. Это я, Беляев.

— Батюшки-светы! Тарас Семенович! — воскликнула Агафья и, не открывая дверь сеней, бросилась обратно в дом.

— Матюша! Нюра! Фишка! Вставайте скорее, Тарас Семеныч приехал! — зажигая восковую свечку, кричала Агафья.

И, вспомнив, что дверь она не открыла и Беляев продолжает стоять на крыльце, она, по-старушечьи шаркая ногами, заторопилась в сени.

Беляев вошел в прихожую — большой, мокрый. Высокие сапоги его были в грязи, брюки, тужурка, черный картуз набухли водой. По крупному морщинистому лицу текли струйки, а на ресницах блестели дождинки.

Агафья по-матерински ласково обняла Беляева и бросилась к самовару. Дед Фишка в одних нижних шароварах стал помогать Беляеву снимать мокрую одежду.

Матвей, заспанный, взволнованно пожал Беляеву руку и, не зная, о чем говорить, смущенно улыбался. Анна вышла из горницы позже всех, приветливо, но сдержанно поздоровалась с гостем и ушла в куть помогать Агафье. Простота Беляева подкупала ее, но все же некстати явился гость. Своих дел было по горло.

Суматоха в доме разбудила и Артемку. Он вскочил с постели и вышел посмотреть, что случилось. Увидев Тараса Семеновича, он узнал его, застеснялся, хотел уйти обратно в горницу, но Агафья удержала его.

— Иди, сынок, поздоровайся с дядей Тарасом. Помнишь, как он тебе сказки рассказывал?

Артемка подошел к Беляеву, подал руку. Тарас Семенович обнял мальчугана, погладил его по голове.

— Вот, брат, какой ты большой стал!

— Скоро пахать с отцом поедет, — проговорила Анна, довольная вниманием, которое Беляев оказывает ее сыну.

За чаем Агафья, Матвей и дед Фишка рассказали Беляеву о смерти Захара, о гибели пчелы, о Зимовском, крепко осевшем в Юксинской тайге.

— А я вначале на пасеку было направился, — проговорился Беляев. — Да потом дай, думаю, спрошу на всякий случай у мужиков. Знают, наверное. По дороге встретил одного новосела, он мне и сказал, что на пасеке какой-то приказчик Кузьмина обосновался.

— А ты, Тарас Семеныч, на охоту? — спросила Агафья.

— Да. Решил опять побродить с ружьем, — ответил Беляев, незаметно подмигивая Матвею.

После чая Анна с Артемкой ушли в горницу, Агафья залезла на печь, а дед Фишка на полати.

Матвей задул свечку, они с Беляевым сидели в темноте у окна, разговаривая шепотом.

— Ты откуда и куда, Тарас Семеныч?

— Из города. Думаю тут у вас среди крестьян поработать. Ленин наказывает браться за это всерьез.

— Вот хорошо-то! Невмоготу мужикам становится. Ну, как ты тогда, после побега, добрался до Урала?

— Почти целый год там работал. Да вот послали меня опять в ваши края. По селам похожу, посмотрю, чем дышат мужики. Слышал, что в городе-то творилось?

— Толком ничего не знаю, Тарас Семеныч, — признался Матвей.

Беляев коротко рассказал о последних событиях.

— Про Антона Топилкина ничего не слышал? — спросил Матвей.

— Как же, все знаю. Он в Нарыме, в ссылке. Совсем недавно отправили.

— А Соколовская Ольга Львовна где?

— Ее, говорят, по Енисею за Полярный круг загнали.

— Крепко.