Строители

— В чем дело, товарищ Бондаренко?

— В наряде, — ответил Мишка за бригадира.

Я вопросительно посмотрел на Лену.

— Кутенков закрыл наряд бригаде, и получился заработок по четыре рубля в день, — сказала она и тихо добавила. — За два года дневной заработок рабочего в бригаде Бондаренко был не менее восьми рублей.

— Может быть, вам не все работы учли в наряде? — спросил я у Бондаренко. Он не ответил.

— Нет, учли все, — видно сдерживаясь, снова ответил Мишка.

— Может быть, расценки неправильны?

— Правильны.

— Что же я могу сделать, таковы нормы и расценки…

— Таковы нормы и расценки! — закричал Мишка и ударил рукой по столу.

— Подожди, Михаил, — отстранив его, впервые заговорил Бондаренко. — Применены государственные нормы и расценки — так, Виктор Константинович, государственные? И вы тут ничего поделать не можете. Так?

Я понял, что сказал не то. Но было уже поздно.

— Люди вам доверили большую должность. Вы обязаны отвечать за них, а вы за государство прячетесь. — Он задохнулся от волнения. На его лице появились красные пятна.

С тех пор прошло много времени. Но и сейчас я вижу перед собой его худое гневное лицо.

— Ведь мы вас предупреждали. Не надо было переводить на кинотеатр так много рабочих, — почти шепотом сказал Бондаренко.

В комнате повисла гнетущая тишина. Мысли мои судорожно метались.

Я позвонил Кутенкову. Он очень любезно ответил на мои вопросы, но даже по телефону я видел, как он наклоняет голову и с наглым смирением смотрит на меня.

Нет, он ничего не может сделать. Он оформил все, что полагается, пусть остальное оформляет начальство, ну заместитель управляющего или…

Я понял его «или» и медленно повесил трубку. Бондаренко сидел и смотрел перед собой невидящим взглядом. Мишка уже поостыл и иронически поглядывал на меня.

Помедлив, я нажал кнопку звонка и попросил секретаря вызвать главного бухгалтера. Через несколько минут в комнату вошла миловидная женщина. Я с удивлением посмотрел на нее, мне почему-то казалось, что главным бухгалтером должен быть пожилой мужчина, обязательно в золотых очках.

Она сказала, что зовут ее Лидией Дмитриевной и что ей очень приятно познакомиться с новым главным инженером. Но с той же милой улыбкой она отказала мне во всем.

— Посудите сами, Виктор Константинович. Ну, предположим, я оплачу бригаде Бондаренко по среднему заработку, хотя это и незаконно. Но ведь такое положение у всех, кто работал на кинотеатре. Не могу же я половине коллектива платить по среднему. Да и откуда? Вы оттянули на кинотеатр много рабочих, управление не выполнило план, банк на зарплату даст очень мало денег.

— Но, Лидия Дмитриевна, мы-то при чем? — спросил Мишка. — Мы работали с большим напряжением. Ведь мы предупреждали его, — Мишка кивнул головой в мою сторону, — что перевод бригад Семенова и Лизовина ни к чему. Мы бы и сами справились. А у них, видите ли, характера не хватило. Моргунов приказал, а они испугались.

Лидия Дмитриевна промолчала и сочувственно посмотрела на меня. Я снова снял трубку и позвонил Моргунову:

— Николай Митрофанович, помогите. Не могу выплатить зарплату; не хватает фонда…

— А я тут при чем? — грубо оборвал он меня.

— Но вы ведь сами давали мне указание переводить рабочих на кинотеатр. Я послушался вас, а теперь…

— Послушался, послушался. Ишь какой послушный мальчик у нас на должности главного инженера. Я давал указание главному инженеру, а он должен был решать. Все. У меня нет времени. — В трубке раздались частые гудки — Моргунов прервал разговор.

Что еще я мог сделать?! Я обернулся к Лене, которая все это время сидела у окна. Она вздохнула:

— Я понимаю и очень сочувствую, Виктор Константинович, но поверьте, ничего сделать не могу. Ведь вы не хотите, чтобы я пошла на прямое преступление и выписала фиктивный наряд.

Круг замкнулся. Мне не к кому было больше обращаться. Молчание прервал Мишка, он поднялся:

— Пошли, хлопцы, чего тут сидеть. Вы видите, с кем приходится иметь дело. Ему что, он получает оклад. Плохо работает — оклад, хорошо работает — оклад. Не выполнил план — оклад. Оставил рабочих без зарплаты — все равно оклад. Эх, жалко, женщины здесь, я сказал бы, кто он.

Я сидел опустив голову. Добил меня Бондаренко. Он поднялся:

— Подожди, Михаил. Все это так, но дело не только в зарплате. Если б главный инженер просто ошибся! Но ведь он сознательно пожертвовал благополучием коллектива, лишь бы сдать кинотеатр. А сейчас в кусты. Разве это главный инженер? Только нам с вами больше не по пути, — медленно, растягивая слова, сказал он мне, — нам придется уйти из этого управления.

Да, я знал хорошо конструкции. Не забыл даже расчеты статически неопределимых рам. Знал механизмы и технологию. Я был официально назначен главным инженером, но не стал им. Сейчас это для меня было ясно, и я решился:

— Я виноват, Бондаренко, я действительно не могу быть главным инженером, но тебе не нужно уходить из этого управления. Зарплату бригаде прибавить я не могу, но другое в моих силах. Я сейчас поеду в трест и подам заявление. Ты оставайся, уйду я.