Строматы. 1-7 Том

(19, 1) Достойны удивления стоики, которые утверждают, что телесные недуги нисколько не влияют на душу; ни болезни мол не располагают ее к порокам, ни здоровье — к добродетели. Состояние тела и настроение душевное не имеют, стало быть, никакой связи. Все это безразлично для души (a)diafora). (2) Действительно, Иов, из богатства, низведен­ный в нищету, из известности в безвестность, из красоты в урод­ство, из здоровья в болезнь, не являет ли нам блистательный и превосходный образец веры и душевной крепости? Ведь он низлагает Искусителя, благословляет Создателя и переносит унижение так же, как переносил и славу. Вот вам удивительный пример того, как истинный гностик способен переносить все второе как и первое, среди всех превратностей жизни оставаясь верным добродете­ли. (3) Эти примеры древних праведников стоят пред нами, словно изображения, которые должны вдохновлять нас к из­менению нашей жизни, как это объясняет апостол: «Узы мои о Христе сделались известными всей претории и всем прочим, и большая часть из братьев в Господе, ободрившись узами моими, начали с большею смелостью, безбоязненно проповедовать слово Божие». (Phil. 1:13—14) (4) Апостол имел все причины сказать это, ибо мученические подвиги являются священными образами обращения, ибо «все, что писано было, написано нам в наставление, чтобы мы терпением и утешением из Писаний со­храняли надежду утешения». (Рим. 15:4.)

(20, 1) На деле, однако, бывает иначе. Душа, пораженная какой-либо скорбью, сникает и стремится всеми силами освобо­диться от налегшей на нее тяжести, считая это наиболее насущной задачей. Несомненно, в это вре­мя ее меньше всего беспокоит прогресс знания, забывает она и о других добродетелях. (2) Это не означает, что сама добродетель, ей присущая, пре­терпевает какой-либо ущерб, ведь добродетель не может хворать. Однако сам че­ловек, которому свойственно и быть добродетельным, и ис­пытывать болезни, тревожится и бывает подавлен недугом. И если твердость души не служит ему верной опорой, если он еще не воспи­тал в себе мужества, которое возвышается над несчастьем, то он утрачивает спокойствие. Будучи не в силах сопротивляться натиску беды, он обращает­ся в бегство.