Читаем Строматы. 1-7 Том полностью

(37, 1) Но поскольку существует только одно начало, как это будет видно в дальнейшем, то отсюда становится ясным, что эти люди измышляют бессмысленные несуразицы. (2) Так как Бог счел необходимым еще прежде ниспослания Господа дать людям предварительное образование че­рез закон и пророков, то страх Божий и назван был «началом ­мудрости», тот страх, провозвещенный Господом через Моисея, который направлен против сердец непослушных и жестоких. Того, кто не избран Господом, укрощает страх. (3) Логос, наш наставник, предвидел это заранее и поэтому предусмотрел подходящее средство, сообразно со своим замыслом очистив его для исполнения благочестивых дел. (4) Потрясение (e)kplhci») — это страх, возникающий в связи с неким неизвестным или неожиданным событием, как, например, при получении неожиданного известия. Страх же — это безмерное удивление по поводу вещей только что произошедших или существующих.262 (5) Они не понимают, что через это «потрясение» они приписывают страсти прославляемому ими великому Богу, которого сами же помещают в «неведении» и до всякого еще потрясения. (6) Но если неведение было еще до потрясения, а потрясение и страх являются «началом Мудрости»263, то получается, что неведение это является первой причиной, предшествующей Мудрости Бога, сотворению мира, равно как и восстановлению избранных. (38, 1) Было это неведение неведением добра или зла? Если неведением добра, то почему же оно прекращается, когда потрясение проходит? В таком случае Небесный Посланник, про­поведь и крещение утрачивают всякий смысл. Если же неведение это было неведением зла, то каким обра­зом зло оказалось причиной возникновения вещей добрых? (2) Но если бы неведение не предшествовало всему остальному, то не сошел бы и Посланник с небес и не поразило бы Архонта изумление, как они говорят, и страх не стал бы началом Мудрости, которая руководила его действиями по выделению избранных из среды иных космических существ. (3) Если бы страх перед Человеком, сущим от начала, заставил ангелов обратиться против собственного создания потому, что некая высшая сущность была предварительно помещена в это творение, то остается предположить, что они либо впали в состояние беспочвенной ревности (но трудно поверить, чтобы ангелы, как дети, были обречены на полное непонимание смысла собственного же труда); (4) либо, напротив, они действовали так с умыслом (но в этом случае они никогда не задумали бы такое творение, на которое, как они знали заранее, пришлось бы наложить руки; не были бы они и поражены изумлени­ем при виде своего создания, если бы в силу своего предвидения они распознали бы в нем семя высшей природы); (5) либо, наконец, остается предположить, что именно в силу присущего им совершенного откровенного знания они решились на такое деяние. Но и это невозможно, ибо должны же были они понимать, к чему приведет попытка замыслить недоброе против Человека в Плероме, против человека, «созданного по подобию», в ком, как они знали, виден сам первообраз и, в согласии с остальным откровением, бессмертие.264

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука