— Я — Светлая, а ты — Темная, но это можно исправить.
— Ага, — ворчу, скрививши лицо. — Разбег только возьму. Ты мне еще про конец света поведай.
— Ты тоже его ждешь? — женщина срывается с места, подбегает к стулу, быстро отодвигает его и садится, заглядывая мне в глаза. — Еще не все потеряно. Все люди должны объединиться, приняв новую веру, чтобы избежать полного вымирания.
— Давайте о деле, у нас тут не дом исповеди, а прокуратура.
Вздыхаю, понимая, что будет тяжело. Протерли мозги тетке капитально. У нас до сих пор куча сект, где таким вот наивным дурам втюхивают всякую чушь наподобие их миссии на этой планете и приближения конца света. Самое главное, что доказать ничего нельзя, потому что идут они туда добровольно, ничем противозаконным не занимаются. За что сажать прикажете?
Молятся люди Богу, называя его другими словами — что здесь криминального? А потом отписывают квартиры и несут туда все свои сбережения — так ведь по собственной воле, никто не принуждает их отдавать свое имущество на благо “церкви”.
— Я хотела изгнать из него темные силы, — Светлана садится в кресле ровно, правда, продолжая смотреть мне в глаза.
— Из него — это из Васьки Чёрта? — переспрашиваю, чтобы правильно понимать ее намерения. Очень тяжелый случай, но приходится внимательно выслушивать, периодически поддакивая.
— Он предназначен мне судьбой, — кивает барышня утвердительно головой. — Но пока он не присоединится к светлым, мы не можем быть вместе.
— Ё-мое, — легонько бью себя по лбу.
Бедный Васька. У чувака три ходки на зону за кражи, а тут такое счастье привалило! И как это все теперь мне разруливать, скажите на милость?
— Мы все равно будем вместе, — продолжает вещать дама. — Я от него не откажусь. Его надо спасать.
— А в тюрьму его зачем хотите определить? В виде спасения, или другие цели преследуете? — раз уж угораздило меня с ней связаться, придется доходчиво объяснять. — Кстати, а чем вы занимаетесь, Светлана?
Барышня смотрит на меня, как на умалишенную, вызывая улыбку на моем лице. Сейчас ты у меня попляшешь, дорогуша. Не хватало еще бредни твои здесь выслушивать и время свое драгоценное на тебя тратить.
— Мой отец — известный художник, — спокойно отвечает женщина. — Мне в наследство досталась коллекция картин и кое-какой антиквариат.
— Процент от выставок, продажа коллекционерам — неплохо для дочери Солнца. А как же духовная пища? — меня несет не в ту степь. — Или светлые у нас тоже мясо с картошкой едят?
— Да как вы смеете! — вскакивает с места Михайлова. — Вы…
— Я, — передразниваю ее. — Мне в протоколе допроса что писать? Что дочь Солнца изгоняла злых духов из сына Тьмы?
— Он меня избил, — снова садится на стул потерпевшая. — И выгнал из квартиры. Накажите его!
— Ага, разбежалась второй раз, — улыбаюсь от подобной наглости. — Значит так, уважаемая Светлана, не помню как по отчеству. Пока не принесете мне справку от психиатра о том, что вы вменяемы, никого наказывать я не буду. Попробуете купить подобную справку, заплатив врачу деньги — назначу повторную экспертизу, — намеренно звучно захлопываю дело, что женщина аж подпрыгивает на месте. — И тогда вам не поздоровится. Все понятно?
— Я буду жаловаться, — шипит, кидает на меня взгляд полный ненависти, встает и демонстративно покидает мой кабинет.
— И где ж вас таких дур делают, — говорю закрывшейся только что двери и снова опускаю взгляд в разложенные на столе бумаги.
А через какое-то время слышу негромкий стук в дверь. Это еще кого принесло?
— Войдите, — кричу, наблюдая, как дверная ручка медленно опускается, и в проеме показывается голова Васьки Чёрта. А я уже и забыла, что его тоже вызывала.
— Дариночка Александровна, а я к вам, — улыбается мужчина. — Можно?
Головой киваю на стул, после чего Василий аккуратно закрывает дверь и бочком двигается к столу.
Тип он забавный, я бы даже сказала уникальный в своем роде. Невысокого роста, юркий и, заявляю как женщина, очень очаровательный. Улыбается так мило, что бабы готовы верить каждому его слову.
Года четыре назад Ваську поймали с поличным, и я выступала обвинителем в суде. Со мной он общался вежливо (если его жаргон можно так назвать), признал свою вину, за что немного скостили ему срок.
Работает Василий по-старинке — заточенной монетой. Режет сумки у доверчивых граждан, вытаскивая кошельки. Ловили его всего три раза, а вот сколько денег он украл на самом деле — на этот вопрос Василий обычно улыбается и отмалчивается.
— И что ты в этот раз натворил, чудище? — строго спрашиваю, глядя, как мужчина шмыгает носом и опускает глаза в стол.
— Да я… — делает паузу. — Да мы с Витькой по чуть-чуть… — снова пауза. — А тут она…
— Достал уже, — прерываю его речь, понимая, что все равно ничего не добьюсь. По-другому он не выражается, придется разбираться с тем, что имеем. — Нормально можешь сказать?
— Да не помню я, — поднимает на меня взгляд, полный мольбы. — Дариночка Александровна, я ж не спецом. Она повадилась ко мне шастать, а тут, — наклоняется ко мне ближе. — Приставать стала.