Больше, всего донья Люсия переживала за младшую дочь, Лауру. Самая красивая из всех дочерей, она обладала еще и ужасно строптивым характером и навязчивой мечтой — стать моделью или актрисой. Она постоянно крутилась перед зеркалом, пела, танцевала, чем страшно пугала донью Люсию, которая считала ее пристрастие явным легкомыслием. Она пыталась подействовать на свою дочь, но та ничего не хотела слышать. Окончив школу, потом компьютерные курсы, Лаура пребывала в состоянии полной эйфории. Она собрала огромную коллекцию фотографий актеров и постоянно покупала журналы о кино, следя за всеми киноновинками. К тому же Лаура очень любила шить, придумывать разные фасоны одежды, делать их зарисовки, и оторвать ее от этого занятия было просто невозможно. К ней часто приходили соседки и просили то подшить, то перешить что-нибудь или сшить какой-нибудь наряд на праздник. Лаура с радостью бралась за дело. Она могла, не поднимая головы, шить почти всю ночь, и наутро, поспав только пару часов, оставалась все такой же свежей и удивительно красивой. Свои наряды она тоже шила себе сама, предпочитая их вещам из магазина.
И даже сегодня, когда все ждали приезда старших детей, она не появилась на кухне. Приготовлением к обеду занимались донья Люсия и Паола. Встав спозаранку, они неустанно крутились, готовя яства.
Семья Пачули жила в небольшом и очень красивом городке Центральной Мексики — Толуке. Они привыкли к своему городу, и им совершенно не хотелось переезжать в Мехико, несмотря на то что старшие дети уже давно обосновались в столице. Донье Люсии и дону Херману нравился их город, основанный еще в XVI веке на месте древнеиндийского поселения. Когда-то они жили в селе, из которого пришлось перебраться в город. До сих пор они вспоминали ту жизнь, тоскуя по ней. Жизнь на просторе, вдали от шума, в сельской местности, среди природы очень нравилась им. Тогда они были молоды, и им казалось, что все еще впереди. Сидя на скамеечке около дома, они любили смотреть на свое поле кукурузы, на горы и мечтать. Их окружали простор, свежий воздух, и никаких забот. Они любили тогда скакать наперегонки на лошадях. Донья Люсия часто вспоминала свою Бьянку, любимую кобылу с прекрасной серебристой гривой, которая понимала ее и чувствовала ее настроение. А сейчас в доме они держали несколько кошек, которые периодически приносили котят, да большого пса, редкостного красавца Трампа, странное имя которому придумал Марселло. Ему почему-то казалось, что пес выглядит таким представительным, что не назвать его Трампом просто невозможно. А пес, получив такое имя, и впрямь стал вести себя очень важно и сторожить дом отменно.
Дом семьи Пачули стоял на возвышении, немного вдали от центра города, и находился недалеко от рынка, что составляло большое удобство. Всегда можно быстренько выбежать за фруктами и овощами. Дом Пачули имел два этажа. На втором этаже располагались спальни, а вся жизнь проходила на первом. Центральное место в доме занимала столовая с длинным большим столом посередине, вокруг которого размещалась вся семья. Столовая соединялась с кухней — с царством доньи Люсии, где она могла ориентироваться даже вслепую. Готовила она прекрасно. И тому учила свою дочь Паолу. Паола всегда с удовольствием помогала матери, чего нельзя сказать о Лауре, при каждом удобном случае пытавшейся избежать работы на кухне, несмотря на то что тоже прекрасно умела готовить. В семье Пачули девочки учились кулинарным премудростям с детства. Но Лауре больше нравилось сидеть на кухне, с чашкой дымящегося какао и читать маме что-нибудь вслух, пока та готовила. Донья Люсия не возражала. Особенно после того, как старшие дети уехали и готовки стало намного меньше. Но сегодня семья ждала приезда детей, и донье Люсии хотелось встретить их, как всегда, очень гостеприимно. Ей казалось, что ее дети недоедают, питаясь в Мехико исключительно всухомятку, поэтому и старалась приготовить много домашней и вкусной еды.
— Паолита, тебе не кажется, что надо позвать Лауру. Похоже, сама она не придет, — спросила дочь донья Люсия.
— Не знаю, наверное, Лаурита занята чем-нибудь. Или мечтает о чем-нибудь, — проговорила Паола, нарезая говядину для фахитас[1].
— Меня беспокоит, что она живет будто сама по себе, — сказала донья Люсия.
— Мама, ты меня удивляешь. Ты что, только сейчас это заметила? Я очень люблю Лауру, но она не такая, как все. Она другая, понимаешь?
— Меня она очень беспокоит, — вздохнула донья Люсия.
— Понимаю, но ничего не изменишь. А представляешь, если она действительно станет великой актрисой или моделью, а? — Паола закружилась по кухне с ножом в руках.
— Перестань, не смеши. Положи нож. Давай лучше быстрее готовить, а то не успеем. Ты куриное мясо тонкими ломтиками нарезала?
— Конечно, мамита. Нарезала и говядину, и куриное мясо. Вот посмотри, уже и по разным мискам разложила. Сейчас маринад буду делать.
— Хорошо. Пока мясо будет мариноваться, приготовим остальное.
— Конечно, я могу гуакомоле сделать.