Строптивая любовь.

Вскоре на том самом месте, где пролилась их кровь, стали увядать и сохнуть травы. А через несколько месяцев там вырос куст, покрытый толстыми и сочными листьями. Он вырос так внезапно и быстро, что за считанные дни достиг человеческого роста. А спустя несколько дней рядом из земли выросла изумрудная лиана, которая устремилась вверх по ветвям куста, словно обнимая его своими изящными ростками. Все, кто видел это, немало удивились, когда однажды утром на ней распустились нежные желтоватые цветки орхидеи. Когда цветки отцвели, на их месте образовался плод, который со временем стал источать благоухание, равного которому не знали до сих пор.

Потом жрецы и посвященные богини Тонакайоуа поняли, что кровь Молодого Оленя и Утренней Звезды превратилась в кустарник и нежную орхидею. С тех пор этот цветок считался священным даром богини. И тотонаки стали преподносить его своим богам. Так сложилось предание о том, как кровь принцессы подарила людям «шанат», ваниль, которую индейцы назвали «нектаром богов».

Марсе, слушая тихий и нежный голос матери, рассказывающей ему легенду, явно представил себе Лауру, высокую и стройную, бегущую по горной тропинке вместе с прекрасным юношей. Но конец легенды ему явно не понравился.

— Мама, я, конечно, понимаю, что все легенды заканчиваются плохо. И эта легенда очень красива. Но при чем тут Лаура?

— Понимаешь, когда она родилась, повитуха, увидев девочку, назвала ее «Утренней Звездой». Я удивилась и спросила женщину, почему она так назвала мою девочку? Та ответила, что девочка слишком красива, чтобы у нее сложилась простая судьба. Она будет либо очень счастливой, либо несчастной. Роды у меня проходили тяжело, я устала и тут же провалилась в полузабытье. Когда я пришла в себя, Лаурита лежала в своей кроватке и улыбалась, рядом находился ваш папа, и вы все бегали вокруг. Я забыла о словах повитухи. Но когда Лаура стала подрастать, то я заметила сильное сходство с этим рисунком. У меня вдруг появился страх за нее.

— Ну, мам, ты что? — Марсе погладил мать по слегка седеющим, но все еще прекрасным волосам.

— Не знаю. Не знаю. Подрастая, Лаурита стала пугать меня своей яркой красотой. Понимаешь? Я вспомнила слова той женщины. Я боюсь разговоров Лауры о сцене, о модельном бизнесе. Конечно, обладая такими данными, можно сделать потрясающую карьеру. Но ты же знаешь, как ее делают? Мне страшно отпускать ее в другой мир, где не будет ее семьи, где она останется одна. Марсе, что же делать?

— Мама, главное, перестань волноваться и накручивать себя. Я тебя очень хорошо понимаю. Я только сегодня об этом думал за обедом. Но что мы можем поделать? Будем гордиться, что она такая красавица! И будем верить, что у нее все сложится как надо. Согласись, Лаурита далеко не дура. Она понимает, чего хочет. А все нехорошие мысли выбрось из головы. Обещаешь?

— Обещаю. А ты присмотришь за ней, если она все же переберется в Мехико? — с надеждой спросила донья Люсия.

— Обязательно, мамита, обязательно.

— Марсе. — Донья Люсия остановила сына, который уже собирался выйти из комнаты, потому что его снизу позвала Кармен.

— А про продюсера ты ведь специально сказал, да? — донья Люсия улыбнулась.

— От тебя ничего не скроешь! — засмеялся Марсе. — Конечно, специально. И про фотографа тоже. Надо же было нашу строптивицу уговорить пойти на праздник!

* * *

— Девочки, вы готовы? — Дон Херман с сыновьями стояли внизу и ждали, когда женщины наконец-то приведут себя в порядок.

— Идем, идем, — раздалось сверху.