Строптивая (СИ)

Я бы так и растаяла от этих романтических слов, но я же адекватный человек и понимаю что сказок не бывает, что он просто хочет воспользоваться мной, как и я им в принципе. Жаль что это проявление всепоглощающей страсти, повлияет на мою работу, лишиться ее не хочется, платят ведь хорошо… Но возможно сейчас я хочу своего работодателя намного больше, чем работать на этой должности. Главное чтоб в характеристике не написал «хорошо даёт в подсобных помещениях», а то в комплекте с «соблазняет пожилых профессоров», получаются не особо хорошие рекомендации.

И все… прощай здравый рассудок, Эрим проводит большим пальцем по моей нижней губе, немного опуская ее, и я хватаю его за затылок и потягиваю к себе. Он подхватывает меня на руки припечатывая к двери и впивается в губы, сжимая ягодицы, крепко, до синяков.

И тут оказывается что Эрим у нас немного садист, потому что он действительно больно сжимает их. Я мычу ему в губы и он меня отпускает. Отрываюсь от поцелуя, стягиваю пиджак и начинаю расстегивать его рубашку. Раз такое дело, я хочу насытиться им полностью. Но пуговицы с трудом мне поддаются.

— Что это за рубашка, такая?! — нервно пытаюсь расстегнуть неподдающиеся пуговицы, пока Эрим ловко расстегивает длинную молнию моего платья.

— Кто-то сегодня утром заявлял о контроле — спускает платье с плеч, покрывая их нежными поцелуями.

— К черту контроль! — отшвыриваю в бок рубашку — Считайте что Вы выиграли и сейчас вступает в силу ваша часть уговора, и я не буду спать в вашей кровати десять ночей!

Бооооже!!! Вот это торс! Почему он так блестит? Он что маслом облился перед выходом? Пробежала пальчиками по его «кубикам» и нервно выдохнула.

— Ээ, бебек, эта мимолётная страсть не считается — он спускает платье ниже, оголяя мою грудь — Знаешь, мне нравится твоя привычка не носить лифчик — обхватывает полушарие и пристально смотрит в мои глаза. Я невольно прогибаюсь он горячих рук и мямлю что то вроде «здесь не предусмотрен верх нижнего белья». Эрим наклоняется к моей груди и с жадность вдыхает запах, затем мелкими поцелуями поднимается вверх. — А знаешь что самое прекрасное в нашем договоре про «10 ночей», так это то, что там ни слова не сказано о том, чтоб все эти 10 ночей я тебя не имел.

Ого! Что-то мужчину понесло! И его черные помутившие глаза, подтверждение этому.

— Эрим Бей, не надейтесь, возможно я завтра буду уволена за «ненормативное распускание рук», поэтому чемодан, вокзал, Николаев! И никаких 10 ночей! — Ты так и не прочитала договор?! — оскалился как хищник.

Я медленно покачала в стороны головой.

— Тебе же хуже! — он опять подхватил меня на руки, и через пару шагов кинул на крохотный диванчик.

О, как удобно здесь ещё и диван есть!

Но нет красавчик, ты не будешь сверху. Я его оттолкнута и прыгнула на колени, пока он не понял.

За дверью послышались шаги, и нервный голос жены Эрима, зовущий его.

— Хаир (нет)! — прорычал он. — Там драка… Батур разбил камеру этому фотографу, и кажется нос… — продолжала лепетать на турецком. — Оламаз (не может быть)! — он скинул меня с колен с начал поспешно одеваться — Сиди здесь! — приказал он и вышел за дверь.

Ага, конечно! Слушаю и повинуюсь, как бы не так!

Я кое-как застегнула молнию на спине, оглянула комнатку и наткнулась на его пиджак, подхватила его, и вышла вслед за мужчиной.

Ничего интересного я не успела застать, драку разняли. Дениз стояла рядом с покалеченным фотографом, а медработники осматривали его кровоточащий нос, а в это время скрученного Батура выводили из помещения. Лаль семенила за ним.

Я направилась к Эриму, который в стороне разговаривал с толстяком, который пресмыкался перед Родионом.

До Эмира я так и не дошла, потому что меня перехватил брат:

— Не-а, не лезь туда! — покачал головой он, и осмотрел меня с головы до пят, заметив мою «лёгкую» растрёпанность — Ты где была? — Под поезд попала! Что здесь произошло?! — Турецкие журналисты подошли к твоими друзьям, и фотограф нарвался на кулак того мужчины — указал на выход, куда повели Батура.

Я не выдержала и рассмеялась, до чего же странный день, но больше всего меня рассмешил комментарий брата. Если Вы спросите меня, откуда я такая «острая на язык», так вот сарказм — это у нас семейное. Вы ещё не слышали как отец общается. Бывший прапорщик — это вам на «хухры-мухры», и как говорится «кто служил в армии тот в цирке не смеётся». Так что каждая фраза нашего папы — это полный «треш» и «разорванный» от смеха живот, притом что на лице, ни один мускул у него не дрогнет.

Так вот о чем я?! А я о том, что сейчас возможно разразится гражданская война, а Родион спокойно говорит «фотограф нарвался на кулак Батура».

Мой смех привлёк Эрима и управляющего, и они направилась к нам.

— Родион Степанович, я понятия не имею как это произошло, надеюсь это небольшое происшествие не повлияло на Ваш вечер? — оправдывался толстяк.

Эрим удивлённо посмотрел на брата потом перевёл взгляд на меня. Да не смотри ты так на меня Эрим Бей, мне откуда знать, по какому волшебству, мой братец вдруг превратился в великого и ужасного Родиона Степановича.