Читаем Строптивый омега (СИ) полностью

— Сейчас привыкнешь, — Винсент поцеловал любимого в губы.

Напал стих так же быстро, как появился. Габриэль поддался мягкому напору, приглашающе приоткрывая рот и только почувствовав чужой теплый язык у себя во рту, шумно выдохнул, тихонько простонав. Пальчики зарылись в мокрых прядях. Его же, омеги волосы, так же прилипали к лицу и телу, жутко мешая.

— Ну, все еще злишься на меня? — ласково стукнулся лбом о лоб омеги.

— Нет, — выдохнул Габриэль, прикрывая глаза.

— Вот и чудненько.

— Отпускай, дай я сам попробую поплыть.

— Как хочешь, — улыбнулся Винсент, отпуская талию омеги и пропуская его вперед.

Вода уже не казалось такой холодной, тело привыкло к температуре, и она стала теплой. И хорошо, когда на руке находится резинка для волос. Но плохо, когда не пользуешься ей вовремя. Из-за мокрых волос произошло куча лишних проблем.

Ворча под нос, Габриэль собрал их до плеч, и только после этого решил испробовать себя в роли пловца. Давненько он не плавал (тот случай не счет, его тупо на руках держали). А прошлым летом из-за практики так и не получилось даже на речку выбраться, не то, что озеро.

Винсент вновь нырнул под воду. Вот кто уж точно не беспокоился о роли пловца. Он просто получал удовольствие от того, что просто резвится в воде, которую любил с детства. И частые поездки на море давали ему шанс насладиться такими прекрасными минутами.

Вынырнув, альфа что-то сжал в руке, это оказался небольшой камешек, который чем-то по форме напоминал сердечко.

— Оу, перевернутая форма жопки, как мило, — Габриэль подплыл ближе, разглядывая улов.

— Умеешь же ты испортить романтику, — обиженно проворчал Винсент.

— Могу, умею, практикую.

— Значит кулон в форме сердца можно выкинуть. Все равно жопкой обзовешь.

Омега откинулся назад, заливаясь звонким смехом. Не все в форме «сердец» он филейными частями называет. Когда Винсент украсил дом цветами и шариками-сердечками, жопками их никто не назвал.

— Ну и поделом, — Винсент отплыл в другую сторону. Хотел сделать приятное, а получил…

— Мне кажется или ты стал слишком обидчивым? Слово не скажи — встанешь в позу.

— Я же со всей душой, — насупился альфа.

— Чего? Камень мне решил подарить? — вновь захихикал. — Я не против кулона в форме сердца, но только чтобы оно реально было на сердце похоже.

— Нет в тебе романтики, — сложил руки на груди альфа. — Камень не камень, но природа творит чудеса с формами.

— Ты посмотри, какие чудеса природа создала с моими формами, — пуще прежнего засмеялся омега, руками взмахнув мол: «оцени мою красоту».

— Красивые формы, — не понял смеха Винсент. — Мне нравится.

— Да-да, омега по мне плачет, — смех постепенно стих, но Габриэль так и не поднялся со спины, плывя по легким волнам. — В детстве я еще был похож на омежку. Маленький и хрупкий. И назвали бы, наверно, ангелочком, если бы не был остр на язык.

— Ты и сейчас хрупкий ангел, — Винсент подплыл к омеге, обнимая за талию. — По крайней мере для меня и для нашего будущего ребенка. А остальное не важно.

Находясь полностью в расслабленном виде, Габриэль мог без страха поднять руки и вода все равно будет держать. И он протянул одну, откидывая мокрую темную челку со лба, а затем обведя пальцами контур красивого лица альфы.

— А ты мой благородный Дьявол. Так ведь тебя многие называют?

— Увы, — Винсент улыбнулся, — я именно дьявол, совративший невинного омегу.

— Как ты мог?..

— Все было добровольно.

— Потому что ты искусно соблазнял, — омега стал отплывать. — Толкал в пучину мрака и порока. Шептал сладкие слова, ядом проникавшие в уши. Ломал силу воли. Путал в своих сетях. И жертва сдалась.

— Не вижу, чтобы жертва была против, — пожал плечами альфа, ныряя под воду.

И отплывающую жертву поймали на полпути к берегу. Габриэль только собрался выходить, как его подняли на руки. Но уже не страшно и вполне ожидаемо. Он только помог убрать лезшие в глаза волосы и с улыбкой поцеловал мокрые прохладные губы.

— Ты даже не представляешь, как я сейчас счастлив, — Винсент усадил омегу на покрывало, накидывая ему на плечи полотенце.

— О, значит, обида прошла?

Омега стянул мокрую резинку и въерошил волосы, хоть немного избавляя от влаги.

— Какая обида? — сделал вид под дурочка.

— Та обида.

— На кого обида?

— На меня обида.

— А я на тебя обижался?

— Вроде бы обижался.

— Тебе, наверное, показалось, — Винсент развалился на пледе.

— Значит, это я нос воротил?

— Когда?

— Сегодня.

— Не привлекался.

— Был замечен.

— Кем?

— Бруно с Шерри, твою мать! — окончательно взорвался омега, скидывая с себя полотенце. Что за тупой бессмысленный разговор?

Винсент громко захохотал. Он выиграл этот раунд.

— Не смешно, придурок, — в обиде пнул по ноге и повернулся к альфе спиной.

— Очень смешно, — Винсент приподнялся и за талию утянул омегу на себя. — Ты так забавно злишься, — ласково прошептал на самое ушко, укладывая любимого рядом, и крепко прижимая к себе.

— А ты забавно строишь из себя дурачка.

— Так это же весело, — Винсент поцеловал в лоб.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Александр Абдулов. Необыкновенное чудо
Александр Абдулов. Необыкновенное чудо

Александр Абдулов – романтик, красавец, любимец миллионов женщин. Его трогательные роли в мелодрамах будоражили сердца. По нему вздыхали поклонницы, им любовались, как шедевром природы. Он остался в памяти благодарных зрителей как чуткий, нежный, влюбчивый юноша, способный, между тем к сильным и смелым поступкам.Его первая жена – первая советская красавица, нежная и милая «Констанция», Ирина Алферова. Звездная пара была едва ли не эталоном человеческой красоты и гармонии. А между тем Абдулов с блеском сыграл и множество драматических ролей, и за кулисами жизнь его была насыщена горькими драмами, разлуками и изменами. Он вынес все и до последнего дня остался верен своему имиджу, остался неподражаемо красивым, овеянным ореолом светлой и немного наивной романтики…

Сергей Александрович Соловьёв

Публицистика / Кино / Театр / Прочее / Документальное / Биографии и Мемуары