То, как я повел себя с Вейтаром, никак по другому назвать было нельзя, только лишь просто невероятной и безответственной глупостью с моей стороны, которой не было ни малейшего оправдания. Я ведь всю ночь не спал. Сидел в кресле рядом с постелью своего фаворита и смотрел на него, спящего, такого расслабленного во сне… и ничего не помнящего о том, что я с ним сделал. А еще я ДУМАЛ! О том, что для меня выпал реальный шанс все между нами исправить, возможность заслужить его доверие и, вероятно, привязанность, которая со временем, может быть, даже перерастет в нечто большее. И о том, что сам чуть было все не испортил, сумев в первую же нашу встречу, после того как ему стерли память, напугать его своей яростной несдержанностью. Набросился на него и едва не поимел прямо там, в его гостевой комнате.
— Он мне не надоел, на это можешь даже не надеяться. И я с ним не спал, — наконец отвечаю я внимательно следящему за мной Правителю. С деланным равнодушием откидываюсь в кресле и с вызовом смотрю на отца. — Вейтару нужен отдых, а мне… очень тяжело сдерживаться рядом с ним. И именно поэтому я его оставил одного.
— Интересноо-о… — недоуменно протянул родитель и посмотрел на меня с каким-то до подозрительного пристальным интересом. — Ты начинаешь задумываться о других, даже в обход своим собственным желаниям и интересам? Странно. А я был абсолютно уверен в том, что ты останешься с ним до утра, в его постели, добирая все за упущенное время…
— Ты ошибся, — холодно прерываю я его измышления и тут же несколько сбавляю тон, с отвращением замечая в них просительные нотки. — Я хочу отвезти Вейтара в свой загородный дворец в Айлане. Делами Империи я могу заниматься и оттуда…
— А чем тебя не устраивают твои апартаменты здесь? — довольно спокойно отреагировав на мою практически просьбу отец. Но не поспешил ответить категорическим отказом и это немного, но обнадеживало. — Думаю, что для вас двоих там будет вполне достаточно места. Но если ты считаешь иначе, то их вполне можно расширить. Соседнее крыло все равно пустует…
— Я не хочу оставлять ЕГО здесь. Ведь в этом случае мне придется периодически выводить Вейтара в общество. И я не уверен в том, что ему не попытаются открыть глаза на то, кем он является на самом деле. Желающие совершить подобную глупость, даже не смотря на плачевные для себя последствия, все равно найдутся. А всем рты не закроешь при всем желании.
— Ты этого так сильно боишься? — осторожный вопрос и пытливый взгляд которые заставили меня вновь вернуться к тому, о чем я размышлял всю минувшую ночь и это утро.
— Боюсь, — наконец признаюсь я в итак очевидном положении вещей и одаряю отца хмурым раздраженным взглядом, — думаю, ты осведомлен о том, что повторно память Вейтару стереть уже не удастся. И я не хочу рисковать им настолько бессмысленно. Тем более, что я более чем уверен в том, что он сам не захочет остаться здесь.
— А ты его самого об этом спрашивал? — недоуменно вздернутая вверх бровь родителя и его снисходительная ухмылка задевали за живое. — Или опять все решил сам? Как обычно…
— Если я дам право решать ему, то он тут же от меня сбежит…
— … что будет и не удивительно, ведь ты сам дал ему для этого массу поводов. Тем более только за один лишь вчерашний день.
— Вот именно поэтому я и буду решать за него все сам, — бурчу я недовольно. — По крайней мере первое время, пока он не привыкнет ко мне окончательно.
— Или же до того момента, пока ты его окончательно не сломишь? — этот вопрос отца, заданный весьма прохладным тоном и более похожий на утверждение, заставил меня чуть ли не взорваться от злости. Но я сдержался и ответил практически не повышая голоса:
— Я не буду его ломать, — цежу чуть ли не сквозь зубы. — Уже пытался это сделать и ничего хорошего из этого не получилось. Теперь я наоборот окружу его заботой и вниманием, завалю подарками, сделаю все для того, чтобы добиться его расположения… Добровольного и искреннего.
— Если твое вчерашнее поведение является примером того, как именно ты будешь пытаться добиться благосклонности своего пленника, то я очень сильно сомневаюсь в том, что у тебя получится это сделать.
— Я буду стараться… Сдерживаться.
— Не понимаю. Неужели этот мальчик тебе и правда настолько дорог? — вкрадчивый вопрос, быстрый испытывающий взгляд, просто-таки требующий от меня незамедлительного и честного ответа. — Этот пленник… Всего лишь раб… Никто…
— Да, именно что «настолько», — рычу зло, прекрасно при этом понимая, что своим ответом даю отцу лишний повод для шантажа. Или прекрасную возможность сделать мне гадость, всего лишь ответив отказом. Второе, кстати, выглядело более реалистичным. А шантаж… Отец и так крепко держал меня вполне вероятной возможностью отобрать Вея на совсем. И уже только лишь из-за этого я был вынужден подчиняться родителю.
После этого моего признания отец замолчал уже надолго. Сидит, рассматривает меня недоверчиво и о чем-то напряженно размышляет. Нервничаю. Не знаю чего от него ждать. И наконец получаю его неохотный ответ: