Читаем Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники. 1972-1977 полностью

В последнем приведенном абзаце перечисляются обычные сюжеты рыночных поделок 50–60-х годов прошлого века. «Соплеменных гор» — это слова из «Спора» М. Лермонтова (они использованы также в ПНВС). «Сизые жирные русалки на спокойных водах» — вероятно, отсылка к эпизоду второй главы первой части «Экипажа „Меконга“» Е. Войскунского и И. Лукодьянова: «Друзья прошли под аркой ворот и миновали вернисаж картин, писанных на крафт-бумаге, клеенке и полиэтиленовом пластикате. Такие картины можно видеть только на толкучих рынках. Преобладал один сюжет: толстые розово-фиолетовые красавицы, лежащие на поверхности ярко-синей воды. Каждой красавице придавался ослепительно белый лебедь» (ч. 1, гл. 2). В свое время АН редактировал «Экипаж „Меконга“» и с удовольствием использовал описание.

15 апреля «Пионерская правда» публикует мнение АБС по поводу опубликованного там же письма читателя Михаила Аржанова «Добро должно быть с кулаками?». Статья написана настолько живо, что легко представить себе школьный класс за партами и, вместо учителя, АБС, доверительно разговаривающих с учениками.

АБС. Добро должно быть с головой

То, что человек выделяется из среды, — это еще не зло. И поэтому либо Мишенька что-то путает, либо он не сумел объяснить, какое зло нес коллективу и лично ему, Мишеньке, этот парень. А что, если Мише не понравилось, что парень умней, остроумней и больше нравится девчонкам, чем он? Что, если Мишеньке позарез надо самоутвердиться?

Разумеется, существуют социальные среды, где такой способ самоутверждения является нормой. Скажем, в старину так самоутверждались гостинодворские приказчики.

Хотелось бы задать такой вопрос: получил ли бы этот новичок в «пятак», если бы был не только умней и остроумней, но и сильней физически?

С нашей точки зрения поступок Михаила не имеет никаких оправданий, кроме разве что недомыслия.

Впрочем, драки в школах не он придумал, и не он их прекратит. Вот мы сейчас — немолодые уже люди — откровенно признаемся: дрались. Дрались жестоко. Первой в своей жизни потерей зуба один из нас обязан школьной драке — тогда это называлось «стыкаться». Во всяком случае, к седьмому классу все это прекратилось. В седьмом мы уже не меряли человека кулаками. В седьмом мы уважали за голову, за умение шутить, общаться, за увлеченность; у нас были свои астрономы, химики, радиотехники… А в девятом, перед самой войной, мы все ужасно зауважали Сашу Пашковского, хотя издевались над ним в четвертом, в пятом… Он не умел драться. Он не любил грубость, казавшуюся нам неотъемлемой частью мужества, но к седьмому классу выяснилось, что Сашка — самый начитанный из нас, что у него самая светлая голова, а в восьмом мы были поражены, когда узнали, что Пашковский сам — сам! — изучает высшую математику по институтской программе. И мы не ошибемся, если скажем, что увлечение наукой, с которого начался сегодняшний взгляд на жизнь, возникло из благородной зависти (если зависть может быть благородной) к этому слабому, тихому, вежливому парню.

В пятом даже нас — обладателей «могучих» кулаков и весьма слабого интеллекта — Саша поразил «Русланом и Людмилой» — огромным отрывком из поэмы. Он читал его наизусть, задрав голову и закрыв глаза… Это было на школьном вечере. А мы давали ему «в пятак»!

Срам вспоминать об этом. Невыносимый срам.

Но мы не хотим сказать, что полностью отвергаем известный тезис: добро должно быть с кулаками. Помнится, во время войны с белофиннами, когда половина ленинградских школ была отдана под госпитали, и мы учились в две и даже в три смены, и город был затемнен, случилось так, что вечером на наших одноклассниц, возвращавшихся домой, напали какие-то мерзавцы. И тогда мы, ребята самые сильные, самые крепкие, взялись провожать девчонок домой. И вскоре на одной из улиц, прилегающих к нашей школе, произошла жесточайшая драка между нами и хулиганами, где с обеих сторон участвовало не меньше трех десятков человек.

И какое же это было удовольствие — видеть, когда толпа противников наших завыла, захлюпала и бросилась наутек?

Мы продолжали провожать девчонок на всякий случай, но больше к ним никто не лез.

Конечно, мы описали здесь классический случай, когда все ясно с самого начала: обидели девочек. К сожалению, а может быть, к счастью, жизнь то и дело подсовывает нам комбинации, которые требуют прежде всего разобраться: что здесь зло, а что — добро. И вот тут-то на первый план выступают голова и сердце. Для того, чтобы разобраться в большинстве ситуаций, необходимо высокое сознание, высокие идеалы, необходимо развитое умение рассуждать и чувствовать, чувствовать тонко. Грубо говоря: кулаки «невежественного добра» могут принести (и часто приносили и приносят) неисчислимое количество зла.

Невежественное добро — это тот самый медведь, который убил булыжником комара на лысине своего хозяина. Поэтому мы берем на себя смелость утверждать: кулаки добру необходимы, но кулаки должны управляться головой и горячим сердцем.

Вот так-то, Мишенька.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное