Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1978-1984

Им выпала сложная командировка на орбиту, и дело не только в ее рекордной протяженности. Предыдущее посещение орбитальной станции, если помните, окончилось конфузом (особой рекламы, правда, не имевшим), стыковка не состоялась. Корабль «поцеловал» обшивку, не попав в стыковочный замок, и скромно так, без обычной шумихи, вернулся, «совершив посадку в заданном районе». На всякий случай космонавтам вручили по побрякушке, но о том, что они там натворили на орбите, на земле можно было только догадываться. В программу полета Гречко и Романенко было включено задание особой важности: установить, выйдя в открытый космос, степень повреждения, нанесенного стыковочному узлу, и постараться оперативно его устранить.

<…>

Через десять лет после фильма мы с Георгием Михайловичем будем гонять у меня дома чаи с волжской душицей, вспоминать нашу общую работу, и я услышу от него буквально следующее, тогда так и не сказанное:

— В сущности, это ведь типично для опасной, смертельно опасной профессии — проблема выбора. Причем проблема, где быстрого решения нет, где нельзя посчитать, сколько голосов — за, сколько — против. Никто тебе не скажет заранее, оправдан твой риск или нет. Даже не твой лично. Если рисковать только самим собой, то никакой тут драмы нет. Ты же рискуешь еще и товарищами, идеей, станцией — как было у нас с Юрой Романенко. Разумно ли — идти на выход в открытый космос, зная, что можно и не вернуться? Это всегда становится известно только потом. Мы вот рискнули — и победили. Значит, сделали правильно. Рискнули бы и погибли — нас бы осудили…

<…>

Как и в «Большом табло», Виктору Ману хотелось отступить от традиционной строгости формулировочного языка технико-научных фильмов. Поэтому в «Единственном выходе» собственно дикторского текста нет, не считая сообщения ТАСС о полете. Есть стихи (как бы лирическое «я» космонавтов), начитанные двумя актерами, и песня.

Идею песни предложил Георгий Михайлович:

— Тебе никакого труда это не составит. Возьми у Стругацких в «Полдне XXII века» гимн Десантников, придумай мелодию, самую простую, и — будет все путем.

— Там же мало, — говорю, — две строфы всего, на песню не хватит.

— Ну и что — нет для космонавта трудных задач, бывает неумелое их решение. Продли, сколько не хватает.

— А как Стругацкие на это посмотрят?..

— А мы у них самих об этом спросим.

Не заглядывая в телефонную книжку, набирает номер. Дожидается ответа, передает трубку мне. На проводе — Аркадий Натанович:

— Да делайте все, что нужно для вашего кино. Только должен предупредить: ход насчет «и если б ты не вернулся назад, кто бы пошел вперед» нами заимствован. Была в свое время такая альпинистская песня, мы ее и использовали, слова только придумали другие, в расчете на своих героев. А распевали вдвоем с Борисом на мотив «Какое мне дело до всех до вас, а вам — до меня» — из любимого фильма «Последний дюйм». Вот сколько всего намоталось! Так что если и вы еще куда-нибудь выкрутите, получится история почти детективная.

<…>

Письмо Бориса брату, 28 января 1980, Л. — М.

Дорогой Аркаша!

Получил твое письмо от 23.01.

Очень интересные новости. А что если нам действительно рвануть в Милан на Еврокон? Вместе, а? Что-то мне вдруг захотелось. Давай-ка, у тебя там в Иностранной комиссии куча знакомых, выясни, как нам надлежит действовать. Какого черта, в самом деле? Всё Парнов да Кулешов, а мы что — рыжие? Мы тоже хотим галопом по Европам.

У меня новостей никаких нет. Получил из ВААПа письмо — просят разрешить публикацию в Израиле. Напишу — пусть издают. В Израиле нас еще не издавали.

Жизнь веду в основном растительную. Выхожу только лишь по понедельникам — на заседания в ПисДоме, да по четвергам — в филклуб. Читаю. В том числе и по-аглицки (прочел «Десять негритят», а сейчас мучаюсь с «Багдадом»[70] — почему-то читается с гораздо большим трудом). Зяму Юрьева прочел, фантастический его детектив[71], — очень, очень неплохо, я бы даже сказал — забойно. Увидишь — передай ему мои конгратьюлейшнз[72].

Интервью мое в «Молодежи Эстонии», насколько я знаю, притормозили. Боятся чего-то. И упорно тормозят семинарский сборник в Лендетгизе. Я уж не говорю про наши дела в ЛенСовПисе, откуда веет холодом могилы и соответствующим гробовым молчанием.

Вообще-то писать надо, а мы с тобой ерундой какой-то занимаемся.

Обнимаю, твой [подпись]

P. S. Леночке и Машке — привет.

Письмо Бориса брату, 30 января 1980, Л. — М.

Дорогой Аркаша!

У нас с тобою завязывается воистину оживленная переписка. Получил твое письмо от 28.01. Спешу ответить.