Андрей Тарковский — режиссер поразительный, необычайно самобытный и притом умный и тонко чувствующий современность человек. И фильм «Сталкер» получился у него тоже поразительным и странным, словно прибыл к нам из XXI века, словно кто-то долго наблюдал человечество из будущего и затем создал кинообраз — квинтэссенцию механики сегодняшнего человеческого существования.
Работать над сценарием было одновременно и страшно трудно, и страшно интересно. Но мы заранее положили себе во всем идти навстречу пожеланиям режиссера, ибо понимали, что чистая экранизация никогда не способна превратиться в самостоятельное, сколько-нибудь значительное произведение искусства. Необходимо было перевести самые общие идеи повести на язык кинематографа, а это невозможно без весьма существенных переделок. В результате было сделано девять различных вариантов сценария. Мы переделывали и перекраивали материал до тех пор, пока режиссер не сказал нам: «Стоп! Это то, что нужно»…
Фантастика в кино еще не сказала своего последнего слова, но такие фильмы, как «На берегу» Крамера и «Сталкер» Тарковского — это заявки на нечто весьма серьезное и значительное…
Вот и закрыл я последнюю страницу романа То Хоая «Затерянный остров». И думается мне, прочитай я эту книгу двумя годами раньше, по-другому сложился бы мой разговор с автором, состоявшийся вскоре после того, как вьетнамские пограничники и ополченцы столь отменно обломали зубы китайскому тигру. То Хоай пришел в гости ко мне на проспект Вернадского, показывал фотографии разрушенных пограничных городов, убитых, убитых, убитых мирных жителей, исковерканных китайских танков, китайских пленных с жалкими и изумленными лицами… И, конечно, припомнились мне страшные годы войны, сорок первый под Ленинградом.
Беседа наша была активной и содержательной, и я, помнится, задал То Хоаю прямой и, вероятно, не совсем тактичный вопрос: в чем, по его мнению, секрет поразительной стойкости вьетнамцев на протяжении древней, средневековой, новой и новейшей истории? Сколько раз за последние тысячелетия наваливались на страну великолепно оснащенные и организованные иноземные армии! А вьетнамцы отстояли свою землю, сохранили свой язык и свою культуру…
— Я думаю, — сказал мне тогда То Хоай, — что секрет в том, что мы, как и предки наши, составляем с нашей землей нерасторжимое целое. Наша земля — рукотворное чудо, созданное трудом сотен поколений. Как поется в одной нашей старинной песне:
Когда я прочел «Затерянный остров», то понял, что имел в виду То Хоай.
По сюжету это робинзонада. Действие происходит в бронзовом веке, в полумифическом прошлом государства вьетов. По навету придворных завистников тогдашний правитель ссылает талантливого и мужественного Ан Тиема вместе с семьей на необитаемый остров. И вот мужчина, женщина, мальчик и девочка в жесточайшей борьбе со стихией преобразовывают пустынный клочок земли, затерянный в бескрайних морских просторах. Они возводят жилище, изготовляют орудия и утварь, оружие и одежду, приручают диких зверей. И ни на миг не забывают о милой родине. Сам остров свой они видят как часть родной земли, целью жизни своей считают они подарить соотечественникам новое владение, ухоженное, удобренное, готовое принять в лоно свое сотни и сотни голодных, бездомных, обездоленных. В конце романа всё так и вершится, как они мечтали…
Труд, воля, разум! Поистине земля, сотворенная человеческими руками, и люди, творцы ее, нераздельны.
Я люблю героев то Хоая. Люблю Нгиа, председателя Тоа, Тхая Кхая из «Западного края», полюбил и Ан Тиема с его супругой и детьми. Это живые, активные, полнокровные персонажи, их чувства и поступки определены не сюжетными соображениями, не авторским произволом, а их прошлыми судьбами и их взглядами на будущее.
Но, пожалуй, и сама природа, многоликая и нераздельная, косная и вечно изменчивая, суровая и благодатная, великая мать-природа тоже является полноправным персонажем «Затерянного острова». Впрочем, прозе То Хоая вообще свойственна живописность. А в этом романе он достиг новых высот. Читатель воочию видит сотворенный его фантазией мир, переживает опустошительные тропические ураганы и купается в светлом весеннем многоцветье, наблюдает словно бы своими собственными глазами расцвеченный фонарями и факелами столичный город Фаунгтяу и стремительный бег боевых кораблей, чьи весла срывают с красных речных волн дымчатые язычки пены.
Всё, что описывает то Хоай, на редкость зримо, осязаемо, вещественно.