Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1985-1991

Суд над Чел<овечест>вом. Разбираются случаи из жизни: подлость, низость, корыстолюбие, нищета духа. В т<ом> числе странные истории из жизни японцев, новогвинейцев (каннибалов) и т. д. — другая мораль, другие нормы.

7 ноября БН находит время ответить на письмо Бориса Штерна.

Из архива. Из письма БНа Б. Штерну

Дорогой Боря!

Спасибо за информацию.

Пишете Вы ответы всяким Дмитрукам неплохо, но уж больно горячитесь. Плюньте. Никакие дискуссии ничего не изменят. Штерн останется Штерном, Дмитрук — Бушковым, а Стругацкие — Стругацкими. Изложите свою точку зрения и ждите. Пусть вьются вокруг. А в конце дискуссии — шандарахните из главного калибра сразу по всем по трем. Так я Вам посоветую.

Я собрался, наконец, и ответил Вахтангишвили и Лубенскому. Они обещают присылать материалы дискуссии. Посмотрим, посмотрим.

Я только что вернулся с семинара по кинофантастике, который проходил в Репине. Тоже много дискутировали — с той, однако же, разницей, что здешние бушковы оказались в подавляющем меньшинстве и сидели тихонько, только губки обиженно поджимали… а также и с той, что все время смотрели кино, в том числе и зарубежное, в том числе и потрясающий фильм «Кэрри» (по роману С. Кинга, автора «Мертвой зоны»).

<…>

Молодые авторы фантастики заняты не одними лишь семинарами, их иногда и публикуют. Подборку произведений молодых фантастов в шестом номере журнала «Литературная учеба» сопровождает статья АНа.

Из: АНС. Исполнение желаний

У меня есть три желанья —
Нету рыбки золотой…

Популярная песенка

Я начну с банальности. Практически вся мировая литература ставит во главу угла некое желание и историю исполнения или НЕисполнения его. Желание обрести новую шинель. Желание привести себя в соответствие со своим представлением о себе. Желание ничего не желать. Желание все познать и все испытать.

Этой же поистине каиновой печатью отмечена, естественно, и мировая фантастика — праматерь и современница всех видов литератур, известных в нашем мире. (Почему же — каинова? — спросит дотошный читатель. Да потому, что осознанное желание, желание существа, именуемого «гомо сапиенс», неимоверно усложненное наследие далеких наших хвостатых предков, явилось причиной первого в истории человечества преступления, зафиксированного в мировой литературе.) Я бы сказал даже, что именно в мировой фантастике психосистема «желание и его исполнение или неисполнение» всегда находила наиболее четкое и открытое образное воплощение.

Вероятно, сказанное явится неким даже откровением для многих почтенных литературоведов. (Есть одно маленькое отступление. Мне самому не раз приходилось слышать, что фантастика — литература, точнее — недолитература, которую жулье пишет для слабоумных на тему «ты лети, моя ракета». Подобно бедняге Журдену, не подозревавшему, что он говорит прозой, думающие так не подозревают, что лучшие образцы отечественной, в частности, фантастики дали Пушкин и Гоголь, Салтыков-Щедрин и Достоевский, Алексей Толстой и Булгаков…) Но всякий умеренно-разумный читатель, чье мировоззрение не исковеркано литературоведческими догмами, кто не проникся желтой мудростью солидных трудов о бабизме-ягизме и о возможной связи золотого петушка с курочкой, несущей золотые яички, всякий разумный читатель, повторяю я, отлично сознает или, на крайний случай, интуитивно чувствует огромную мощь глобальных обобщений, присущую фантастике и — увы! — зачастую недоступную прочим видам литературы.

«Желаю и не желаю». Что получается при исполнении желаний и как оборачивается дело при исполнении нежеланного. «Туманность Андромеды», «451° по Фаренгейту»… Для читателя это откровения. Для упомянутого литературоведа это непосильный труд. Из всего неисчерпаемого богатства «Мастера и Маргариты» он осторожно выберет темочку «Образ Ивана Бездомного как типичного представителя пролетарской интеллигенции первого поколения». (И кстати, будет в своем праве. Но какое же это убогое право!)

«Не верю! Чего он меня пугает?» — вопит литературовед, с трудом одолев «Гиперболоид инженера Гарина». А в этот момент над его ухоженными седыми кудрями, в двухстах километрах, мертво и зорко, нестерпимо блестя на солнце, скользит спутник-истребитель, начиненный ядерной взрывчаткой. «Не верю! Не желаю я жить в этом будущем!» — надрывается он, со скрежетом зубовным одолев несколько глав «Туманности Андромеды». Да кто тебя туда пустит? — хочется резонно ему ответить. «Не ве…» — начинает он, перелистав по диагонали «Шагреневую кожу», но тут же спохватывается: его еще в школе учили, что Бальзак — великий писатель.

Все это, может быть, и так, скажет нетерпеливый читатель, но где же обещанный разбор?