Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1985-1991

15. Подходят дети. Он пытается их остановить. Они зовут его с собой. Его бьет молния. Видение. Спецмашина. Павор его допрашивает.

16. Исход детей.

17. Бегство города идет под текст Апокалипсиса.

18. Всадники. Герб города, поваленный, треснувший.

24.10.86

1. Скорость движения ~ 20–25 м/сутки, растет.

2. Действует только огнемет.

3. Напоследок посмотрел с вертолета.

4. Фото.

Сделали 5 стр. (5)

Вечером сделали 2 стр. (7)

Это животное настолько медлительно, что часто застигает человека врасплох.[30]

25.10.86

Сделали 5 стр. (12)

Вечером сделали 2 стр. (14)

26.10.86

Сделали 6 стр. (20)

Вечером встречались с Э. Успенским.

27.10.86

инквизиция

восстание ткачей

оккупация

бунт сытых

Сделали 6 стр. (26)

Вечером сделали 2 стр. (28)

[Рисунок — схема проспекта Реформации. См. вклейку в НС-8.]

28.10.86

1). О туче. — Не интересно.

2). Как не интересно? А страх? — Мы не боимся тучи.

3). Какими вы хотите нас видеть?

Что такое, по-вашему, прогресс?

Что такое справедливое общество?

В чем цели человечества?

Можно ли извлечь уроки из истории?

Сделали 3 стр. (31)

А. заболел — простуда.

29.10.86

Арк болеет.

Сделали 4 стр. (35)

Вечером сделали 2 стр. (37)

30.10.86

Сделали 3 стр. (40)

ПРЕРВАЛИСЬ НА 4 °СТРАНИЦЕ.

Человек получает то, что он желал ближнему своему.

Уезжаем.

Сразу по прибытии БН заключает договор с «Невой» на публикацию ГО. О подготовке этой публикации БН позже вспоминал.

Из: БНС. Комментарии к пройденному

<…>

И даже сама первая публикация (в ленинградском журнале «Нева») прошла не просто, а сопровождалась какими-то нервными и судорожными действиями: роман был разбит на две книги, подразумевалось, что книга первая написана давно, а вот книга вторая закончена, якобы, только что; почему-то казалось, что это важно и помогает (каким-то не совсем понятным образом) забить баки ленинградскому обкому, который в те времена уже не сжимал более издательского горла, но по-прежнему когтистой лапой придерживал издателя за полу; «первую книгу» выпустили в конце 88-го, а «вторую» — в начале 89-го, даты написания в конце романа поставили какие-то несусветные… Перестройка еще только разгоралась, времена наступали дьявольски многообещающие, но и какие-то неверные, колеблющиеся и нереальные, как свет лампады на ветру…

<…>

1 ноября в рижской газете «Советская молодежь» публикуется интервью Илана Полоцка с АНом.

АНС. У кого учился первый сапожник

— Аркадий Натанович, мы с вами встречаемся уже не в первый раз. И в конце каждой нашей беседы вы выражали, как бы это поточнее сказать, определенное недовольство тем, что… речь у нас идет, в основном, о литературе, о ваших произведениях. Чем это вызвано?

— Тем, что все, что мы считали нужным, мы сказали в своих книгах: имеющий глаза да читает… Есть хороший журнал «Уральский следопыт», работают там отличные люди, и мы с братом, можно сказать, попались на их предложение — ответить на вопросы читателей, которые те будут задавать нам через журнал. Вопросов собралось больше сотни, и если даже отбросить те, которые задают меньше трех человек, отвечать на все — нелегкая работа, тем более что большинство из них касаются того, что нами уже сказано и написано. Правда, выяснилась одна любопытная вещь: читатели двух наших последних вещей «Жук в муравейнике» и «Волны гасят ветер» разделились на два лагеря. Одни считают, что мы изменили самим себе, «засушили фантастику», другие же оценивают окончание трилогии самым лестным для нас образом.

— А как вы сами считаете?

— Ну, это уже не мне судить… и давайте вообще договоримся: только не о литературе! Разве что постольку поскольку…

— Попробуем так сформулировать тему нашей беседы: современный интеллигент в современном мире. Согласны?

— Это может быть интересно…

— Что, на ваш взгляд, включает в себя это понятие?

— Я вспоминаю рассказ одного хорошего писателя о простой деревенской женщине, прожившей очень трудную жизнь, в которой с избытком хватало всего: и горя, и голода, и жестокости окружающего мира; блага цивилизации, скажем так, прошли мимо нее. Но она сохранила такую доброту к людям, такую чистоту и ясность души и сердца, что не могу не думать — будь мы все такие, как эта старуха, давно бы пришли к коммунизму…[31]