Повесть «День свершений» — первая крупная публикация Виктора Жилина и, по всей видимости, последняя. Следующую свою повесть он закончить не успел. Торопился, зная, что его ожидает, работал жадно, много — и не успел.
Всегда горько, если из жизни уходит молодой, полный оптимизма, душевных сил сорокалетний человек. Много горше, если это человек талантливый. Виктор Жилин был талантлив. Он был талантлив по восходящей, он последовательно набирал и уже набрал силу. Он был на взлете.
Он преданно любил фантастику, знал обо всем и всё в этом прекрасном и увлекательном мире будущего, прошлого, настоящего. Он не был гостем, заглянувшим на минуточку в этот мир. Он был своим.
Его любили, к нему тянулись. Он умел так искренне радоваться успехам других. Его любили друзья, его любили все, с кем ему довелось общаться по службе, и те коллеги-фантасты, с которыми он сошелся на Всесоюзном семинаре в Малеевке, а потом вел оживленную, увлеченную переписку — Москва, Волгоград, Душанбе, ростов, Саратов… Его любили коллеги-фантасты по ленинградскому семинару, старостой которого он был. Его любили.
До последнего дня многие его друзья не знали, что это его последние дни. До последнего дня он работал, работал, работал, работал.
Он ушел молодым. Он оставил после себя любящих и помнящих, и фантастику, которой отдал лучшее в себе, и эту повесть, которая оказалась последней.
Душа моя Аркадий!
Вернувшись из Полтавы, нашел в п/я твое письмо. Отзыв хороший и по существу, какого черта им еще надо! Благодарю. Вчера на одном рауте памяти Пушкина встретил Стеблину, он заверил, что тебе уже выплатили. (Кстати, «уважаемая товарищ Стеблина», к которой ты обращался с таким мужским шармом, носит имя Николай Федотович. Это красивый хорошо сложенный самец средних лет. И зам. Предсовмина СССР Щербина, прославившийся в Чернобыле, тоже не дама. И даже поэт Тычина был мужчина — рифма не хуже, чем у него.)
То, что меня не включили в Совет, мне — честно! — так же безразлично, как и то, что в Спилке меня в такую комиссию включили: ни разу еще не был и не планирую. Главная вонючка там у вас, конечно, <…>, это его работа. Вон и вас с Борисом на съезде не было, а он едва ли не в правление вошел. Что за чертовня!
Только не расходуй ты на них свои вставные клыки, Аркадий, не стоит. Думать надо о другом:
Вон я перечитываю сейчас последний томик Есенина. Оказывается, у них, имажинистов, было не только свое издательство (с казенной, правда, типографией, кою то давали, то нет), но и кооперативное кафе «Стойло Пегаса». Все это несмотря на то, что их очень не любил и не уважал нарком Луначарский.
В орг. рамках официальной литературы, соцреализма, мы всегда были и всегда будем, с одной стороны, чужеродным телом, а с другой — из-за популярности — опасным конкурентом. Чего ж от них ждать?
Вот и надо обдумывать и готовить эту идею, подбирать ребят. Но… но! — с большим разбором. Среди нынешних молодых фантастов, я это вижу и в Киеве, хватает таких, что ради успеха и денег легко зажарят собственную бабушку.
Что же до моих «штормовых» заявок, то у меня и у самого от них сейчас душа зябнет. Сначала-то был запал: Чернобыль, что они, суки, из себя корчат, вставить фитиль нашим славным физикам, т. п. — а теперь, если бы их раздолбали вчистую, сам бы обрел покой. Боюсь, однако, что это не произойдет, к идее незыблемого постоянства распада вернуться уже не удастся. Но, знаешь, в этом есть и оптимистический момент: в умах укрепится не только, что все нуклиды могут стать нестабильными, но и альтернативное — что все они могут стать стабильными. И интересно поискать: как?
Ну, «виврон — веррон».
Придавая значение этому письму, пошлю-ка я его тебе заказным.
15-го, в воскресенье, выпей за мое здоровье: мне 54.
Обнимаю, привет Маше.
[Подпись Савченко]
Для ЖвМ-С: парад старинных машин (новейшие кадиллаки и мерседесы, добрые улыбки прохожих).
Надо: лист с автографами разных размеров.
Гурьянов напрашивается в соавторы ХВВ-С. Будем заниматься или продадим право экранизации.
15.02.87
Прибыли в Комарово работать над ОЗ.
Иуда все эти 2 тыс<ячи> лет занимается самооправданием. «Если бы не я, вообще бы не было христианства; и вообще Иисус сам попросил, чтобы я его предал».
[Записи на отдельных листах]
Вечеря. Едят пасху. Он говорит: «Опустивший со Мною руку в блюдо, этот предаст меня». Все спрашивают: неужто я? И иуда спрашивает. И он говорит ему: «ты сказал».
Гефсимания. Он молится: да минует меня чаша сия. Ученики спят.