Памятник находился в центре города, посередине широкой квадратной площади — черные, объеденные адским огнем обломки на грубой черной глыбе базальта. С северной стороны в исхлестанном бурями базальте была вырублена надпись: „ПЕРВЫМ“. По площади мела стремительная, тонкая как дым поземка, а в небе неслись вечные кровавые тучи. И слабо, но настойчиво отдавалось в шлемофонах далекое бормотание укрощенной Голконды.
Быков первым пошевелился, поднял руку, стряхнул черно-серый пепел с плеча. За ним зашевелились остальные. Юрковский, молча, на негнущихся ногах пошел к своему вездеходу.
Жилин, помахав рукой Юре, отправился за ним. Юра остался стоять на месте, в нерешительности переводя взгляд с бесформенной груды на вершине памятника на двух людей, оставшихся перед ним. У него было странное чувство, словно он участвует в каком-то фильме. И не в каком-то, а в фильме о завоевании Венеры. Все здесь было — и люди, которые первыми высадились здесь, и их легендарный вездеход-транспортер, погибший в атомном взрыве, и грохот Голконды, и багровое небо, и вечный ветер, несущий вечный песок.
— Пойдем, Михаил, — сказал негромко Быков.
В красноватых сумерках Юра увидел, как под прозрачным колпаком спецкостюма тряслась лысая голова Михаила Антоновича.
— Сейчас, сейчас, Алешенька, — сдавленно пробормотал Михаил Антонович. — Минуточку только…
Быков промолчал. Он стал глядеть в сторону, где Жилин и Юрковский упаковывались в ракетомобиль.
— Мы поехали, Алексей, — сухо сообщил Юрковский.
— Поезжайте, — сказал Быков и добавил, когда ракетомобиль медленно задвигался: — Не забывайте, жду вас к девятнадцати. Жилин!
— Слушаю вас, Алексей Петрович…
— Помните… — Юра увидел, как лицо Быкова искривилось в безрадостной усмешке, — помните, что вы сопровождаете Генерального инспектора.
— Я бы попросил, Алексей… — сказал Юрковский.
Из-под ракетомобиля взвилось облако черной пыли. Блеснул язык пламени. Блестящая тонкая машина подпрыгнула, на мгновение повисла в серых потоках поземки и вдруг, развернув крылья, взлетела в красное небо. Затем она четкой тенью ринулась к куполам зданий на другом конце площади и исчезла.
— Пойдем, Михаил, — снова позвал Быков.
Михаил Антонович всхлипнул, повернулся и побрел к вездеходу, загребая носками пыль.
— Пойдемте, стажер, — сказал Быков и пошел вслед за ним.
Юра двинулся за Быковым.
Им выделили первоклассный пятиосный вездеход и прикомандировали водителя — честь неслыханная на Венере, как узнал краем уха Юра, потому что здесь постоянно не хватало транспорта, людей и много чего еще. Но то ли потому, что Быков привез генерального инспектора МУКСа, то ли потому, что Быков представлял объект уважения сам по себе, ему ни в чем не отказывали.
От города на север, к берегам Урановой Голконды, пролегало широкое стеклянное шоссе. Юра уселся рядом с водителем, а Быков и Михаил Антонович сели позади. Пока все усаживались, водитель держал руки на пульте управления и, полуобернувшись, ждал.
— Поехали, — кряхтя, сказал Быков.
Водитель нажал на клавиши. Вездеход мягко взял с места и покатил по шоссе почти без толчков. Некоторое время водитель молчал. Молчал и Юра, глядя вперед на блестящую красноватым светом дорогу, на черную пустыню по сторонам, на черную мглу, пронизанную голубоватыми вспышками далеко впереди. Затем водитель спросил:
— Тебя как зовут?
Юра поглядел на него сбоку. Водителю было лет двадцать, не больше. Юра ответил обдуманно:
— Юрий. А тебя?