Криптоиндуктивист: Понятно. Ладно, я принимаю вашу терминологию. Но в этой связи (не думаю, что это имеет значение для наших настоящих целей, мне просто любопытно) разве не странное утверждение вы приписываете Попперу о том, что надёжность теории зависит от случайности, от того, какие
Дэвид: Не совсем так. Даже вы, индуктивисты, говорите о…
Криптоиндуктивист: Я
Дэвид: Нет, индуктивист.
Криптоиндуктивист: Кхм! Я повторяю, что приму вашу терминологию, если вы настаиваете. Но вы можете точно так же назвать меня дикобразом. Называть «индуктивистом» человека, который всего лишь полагает, что
Дэвид: Я так не считаю. Я думаю, что ваш тезис — это как раз то, что определяет и всегда определяло индуктивиста. Но я вижу, что по крайней мере одного Поппер достиг: слово «индуктивист» стало оскорбительным! В любом случае, я объяснял, почему не так уж странно, что надёжность теории зависит от того, какие ложные теории были предложены в прошлом. Даже индуктивисты говорят о надёжности или ненадёжности теории при наличии определённых «данных». Ну а попперовцы могли говорить о наилучшей теории, доступной для использования на практике, при наличии определённой
Криптоиндуктивист: Очень интересно. Теперь я понимаю роль, которую играют опровергнутые конкуренты теории при обосновании её предсказаний. В рамках индуктивизма первостепенная важность принадлежала наблюдению. Человек представлял массу прошлых наблюдений, из которых предполагалось путём индуктивного рассуждения вывести теорию, и эти же наблюдения поставляли данные, которые каким-то образом обосновывали теорию. В картине научного прогресса по Попперу первостепенная важность принадлежит не наблюдениям, а проблемам, полемике, теориям и критике. Эксперименты придумывают и проводят только для разрешения споров. Следовательно, только те экспериментальные результаты, которые фактически опровергают теорию — и не просто любую теорию, а теорию, которая должна быть истинным претендентом на победу в рациональной полемике, — составляют «подтверждение». И только эти эксперименты становятся свидетельством надёжности победившей теории.
Дэвид: Правильно. Но даже тогда «надёжность», которую обеспечивает подтверждение, не абсолютна, а лишь относительна по сравнению с конкурирующими теориями. То есть мы ожидаем, что, полагаясь на подтверждённые теории, мы отберём лучшие из предложенных. Это достаточная основа для действия. Нам не нужна (да и нельзя корректным образом её получить) уверенность в том,
Криптоиндуктивист: Вполне согласен. Я рад, что узнал кое-что о научной методологии. Но теперь (надеюсь, вы не сочтёте меня невежливым) я должен ещё раз обратить ваше внимание на вопрос, который я всё время задаю. Допустим, что некая теория прошла весь этот процесс. Когда-то у неё были конкуренты. Затем провели эксперименты и опровергли всех её конкурентов. Но её не опровергли. Таким образом, она подтвердилась.
Дэвид: Поскольку всех её конкурентов опровергли, они уже не являются рационально состоятельными. Подтверждённая теория — это единственная рационально состоятельная теория.
Криптоиндуктивист: Но ведь это просто переключает внимание с будущей значимости прошлого подтверждения на будущую значимость прошлого опровержения. Остаётся та же самая проблема. Почему конкретно экспериментально опровергнутая теория «не является рационально состоятельной»? Неужели всего лишь одно ложное следствие означает, что вся теория не может быть истинной?
Дэвид: Да.
Криптоиндуктивист: Но ясно же, что эта критика нерелевантна в отношении применимости данной теории в будущем. Вероятно, опровергнутая теория не может быть