Достоевский умирает в 1881 году, Тургенев в 1883 году, Толстой живет, но очень сильно изменяется, его теперь больше привлекает драматургия, публицистика, философия. Вслед за Толстым и вся русская литература смещается в сторону более иллюзорных разрядов литературы. Русская драматургия обогащается пьесами Льва Толстого, Горького, открывает огромный чеховский мир. Русская поэзия обогащается невероятным по своей длине списком громких имен: на смену одинокому Афанасию Фету приходят Александр Блок, Андрей Белый, Юргис Балтрушайтис, Константин Бальмонт, Валерий Брюсов, Владимир Маяковский, Николай Гумилев, Игорь Северянин, Вячеслав Иванов и ещё очень многие великолепные поэты. Центр литературной жизни явно перешел от прозы к поэзии. Настроение безнадежности, неприятие жизни, путаница, безверие - все это не мешает поэзии, делает её глубже, искреннее, тоньше. Но для прозы, по крайней мере для русской прозы, нужно хоть что-то понимать в течении жизни, хоть в чем-то быть уверенным. Однако никакой тверди в предреволюционном 36-летии не было, все было шатко, все было зыбко.
Сводя воедино все упомянутые проекции, структурный гороскоп может, в который уже раз, подтвердить основные параметры первой имперской фазы относительно мирное (внешне) существование (недаром Александр III прозван Миротворцем) при постепенном накоплении чудовищной внутренней энергии, существование все 36 лет фазы в неком слепом поиске, мистических прозрениях, бесконечном предчувствии грядущих катаклизмов.
(Среди таких мистических событий наиболее известны Ходынская трагедия 18 мая 1896 года, гибель "Варяга" 9 февраля 1904 года, падение Тунгусского метеорита 30 июня 1908 года, убийство Григория Распутина 17 декабря 1916 года.)
Все, что в дальнейшем произойдет в имперском цикле, в той или иной степени уже должно быть заявлено в первой фазе. Будущая тотальная индустриализация всей страны (2-я и 3-я фазы) уже проглядывает в экономическом прорыве конца XIX века. Кровь, пролитая на Ходынском поле, а потом 9 (22) января 1905 года ("Кровавое воскресенье"), многократно повторно лилась в битвах гражданской войны, в годы массового террора и даже в третьей фазе (Новочеркасск-62). При желании можно углядеть в первой фазе даже признаки будущего всевластия технократии, недаром один их самых известных и прославленных министров первой фазы - Сергей Юльевич Витте закончил физико-математический факультет университета, а не юридический.
Очень принципиально для поисков Империи, чтобы обнаружились свидетельства того, что первая фаза гораздо более связана с будущими большевистскими временами, чем с временами Александра II и Николая I. Таких свидетельств достаточно много. Так, историк М. Покровский писал: "80-е годы темной полосой пересекли историю русской интеллигенции и русской культуры вообще. Что-то остановилось, что-то переломилось... То была пора перелома в русском народном хозяйстве, а вместе с тем и во всей народной жизни". Еще более определенно суждение Ричарда Пайаса: "Между 1878-м и 1881 годами в России был заложен юридический и организационный фундамент бюрократически-полицейского режима с тоталитарными обертонами. Можно с уверенностью сказать, что корни современного (советского. - Авт.) тоталитаризма следует искать скорее здесь, чем в идеях Руссо, Гегеля или Маркса".
Ну и, наконец, о главном. В 1997 году Россия уже 8 лет как в четвертой фазе 4 России, четвертая фаза - это наше настоящее, наше ближайшее будущее, то, что интересует нас как жителей, как родителей, как людей, кровно связанных с русской культурой. В этом смысле интерес к первой фазе необычайно велик, ибо четвертую фазу в гораздо большей степени предсказывает первая фаза, чем вторая и третья.
Вспомним ещё раз ситуацию перед 1881 годом. Два гиганта - Толстой и Достоевский - создают шедевр за шедевром: 1869 - "Идиот", "Война и мир", 1873 - "Бесы", 1877 - "Подросток", "Анна Каренина", 1881 - "Братья Карамазовы". Постепенно становится ясно (или не ясно, но все равно чувствуется), что это уже не совсем литература, а некая надлитература, то ли пророчества в виде романов, то ли романы-обобщения. В любом случае судить Толстого или Достоевского по меркам стилистического совершенства или психологической достоверности персонажей, все равно что заставлять академика пересдавать кандминимум. От Толстого и Достоевского один шаг до высшей ступени литературы, в которой воедино сольются религия, наука и искусство. Однако один шаг этот столь велик, что для него понадобился целый имперский цикл, тот самый, в котором мы живем (1881-2025). При этом, зная структурное строение имперского 144-летия, мы должны понимать, что вторая и третья фазы ("темное время") формируют новую литературу скрытым образом, наяву пытаясь подражать достижениям литературы 3 России, и лишь первая фаза парадоксальным образом должна пророчествовать о грядущей синтетической литературе.