Структуры господства, граждане и институты

– «вживляют» в ткань общества кодекс и практики сервитута (отношений «господин – подневольный»);

– деформируют состояние гражданственности (чувство сопричастности, ответственности, солидарности), гражданские добродетели (уважение к закону и согражданам, моральные нормы, активная гражданская позиция, эмансипативные ценности);

– изымают у властных элит и граждан мотивацию к ориентированным на общее благо действиям и блокируют их реализацию;

– склоняют властные элиты к политическому оппортунизму, отчуждают граждан от политики, что сводит зону ответственности граждан к задачам и вопросам, которые поддаются индивидуальному контролю или контролю близким кругом;

– ослабляют институциональный и общественный контроль за действиями власть предержащих, что снижает восприятие ценности социальных отношений в рамках общественного договора;

– блокируют процессы разработки социально-ориентированных, граждански-контролируемых и эффективных проектов модернизации, а также адаптации общества к вызовам современного (геополитического и (гео)экономического развития;

– способствуют социетальной дезинтеграции и в целом снижают жизнестойкость социума.

Измерение власти на шкале «господство – эмансипация, эмпауэрмент»

В современном теоретическом дискурсе господства политика и власть эксплицитно или имплицитно измеряются на шкале с полюсами «неполитическая власть/господство – политическая власть/ эмансипация, эмпауэрмент». В таком измерении понятия «политика» и «политика эмансипации» тождественны. Власть обладает признаками политической в той степени, в какой имеет целью недопущение отношений господства и соотносится с нормативно-ценностной матрицей эмансипации. Непременным критерием политики постулируется de jure и de facto обеспечение политико-правового равенства граждан и возможности их взаимодействия в публичной сфере по поводу общего блага (определения его содержания, принципов и способов его преумножения и распределения, контроля за соблюдением договоренностей и «правил игры»). Агент политики эмансипации – человек, который заботится об общем благе, обладает правами, возможностями, способностями и мотивацией быть хозяином своей жизни (self-mastery), осознано и свободно распоряжаться имеющимся у него набором возможностей, защищенным от манипулятивного воздействия внешних сил.

При таком понимании политики словосочетание «политика господства» становится оксюмороном. Ибо «политика», допускающая/ продвигающая на системной основе социальные отношения господства, изымает политическое содержание из любого властного взаимодействия и субъекта власти, сужает и в пределе уничтожает политическое пространство как место и условие бытования политики.

Особенности поствеберианского теоретического дискурса господства

Современный теоретический дискурс господства можно назвать поствеберианским в том смысле, что он отошел от заложенной М. Вебером традиции, во-первых, определять власть почти исключительно в парадигме «власть над». Во-вторых, оставлять вне фокуса внимания концептуализацию власти в парадигме «власть для». В-третьих, ценностно нейтрально определять власть и господство и, как следствие, нормативно не различать их.

Определяя власть (Macht) как «любую вероятность реализации своей воли в данном социальном отношении даже вопреки сопротивлению, на чем бы эта вероятность ни основывалась»[22], Вебер считал это понятие социологически аморфным, так как реализовать свою волю человеку могут помочь разные обстоятельства вкупе с разными качествами самого человека.

Господство как определенную форму власти – «частный случай власти» – Вебер считал более точным социологическим понятием и определял его как «вероятность встретить повиновение приказу»[23]. Классик социологии уточняет признаки и характер господства, давая более полное определение: «такое положение дел, при котором объявленная воля (приказ) господствующего или господствующих должна определять и фактически определяет действие других (подчиняющегося или подчиняющихся) таким образом, что данное действие в социально значимом отношении развертывается так, как если бы подчиняющиеся сделали содержание приказа (просто в силу его наличия) максимой собственного действия (подчинение)»[24].

Вебер неоднократно подчеркивает, что «к сожалению, единственно удовлетворяющий нас объем понятия обнаруживается только в связи с правом отдачи приказа»[25].