Структуры повседневности: возможное и невозможное

Работа изобилует фактическим материалом, в большинстве своем неизвестным нашему читателю. Она написана на основе архивных источников, с учетом практически всей имеющей отношение к теме литературы. В ней более 5500 сносок, более 500 иллюстраций, карт, графиков, схем, гравюр, фотографий. Излагаемый автором обширнейший фактический материал, охватывающий многие века мировой истории, разные страны и континенты, раскрывает перед читателем до этого неведомые ему многие интересные и значимые реальности из прошлого человечества. В этой связи можно сослаться на американского историка Гекстера, который писал о работах Ф. Броделя: «Его обширное видение, чудо его исторической эрудиции заставляет меня краснеть за мой узкий кругозор и ограниченные знания»^{17}. По словам Гекстера, Ф. Бродель испытывает «огромное удовольствие» и от изложения крупнейших линий развития, и от изложения мельчайших подробностей, иногда подробностей ради подробностей. У него неудержимое стремление путешествовать повсюду, все видеть и обо всем рассказать, у него, как у Рабле, «интерес ко всему»^{18}. «Методологически, — заметил в этой же связи советский историк В. М. Далин, — Бродель — сторонник широчайших обобщений, «глобальной истории», но как исследователь, как историк он, к величайшему счастью, «искатель жемчуга», пытливейший охотник за конкретными, мельчайшими деталями… Это счастливое сочетание и обеспечило Броделю то высокое место во французской исторической науке XX в., которое он занял, несмотря на все спорные стороны его исторической теории»^{19}.

Эту же особенность в творчестве Ф. Броделя подчеркивают и многие его коллеги во Франции. «Среди историков моего поколения, — пишет один из крупнейших современных медиевистов Ж. Дюби, — думаю, что мало таких, кто бы не был ему обязан чем-то главным. Есть много и таких, которые обязаны ему почти всем». Далее Ж. Дюби перечисляет некоторые свойства творческого почерка, профессионального мастерства Ф. Броделя — его терпеливое трудолюбие, пристрастие к сбору и обработке документов, его ненасытное чтение, дни и ночи в архивах, библиотеках, в его собственном обширном рабочем кабинете, заваленном книгами, ворохами книг^{20}. И сам Ф. Бродель на вопрос о том, что он главным образом читает, ответил: «Без всякого сомнения — архивы. У меня безудержная страсть к документу, который еще никто не знает, к кипам бумаг, которые еще никто не перелистывал. Я бесконечно предпочитаю рукопись печатному изданию. И еще у меня есть одна плохая привычка: я люблю побывать на месте, посмотреть на вещи с близкого расстояния»^{21}.

Теперь мы имеем перед собой три тома, в которых воплотилась огромная, подавляющая эрудиция Ф. Броделя, где систематизированы собранные за многие десятилетия и во многих странах мира архивные документы. Уже только по одной этой причине работа представляет большой интерес не только для историков, экономистов, социологов, но и для тех, кто интересуется этнографией, исторической демографией, историей культуры.

В этом самом общем представлении «Материальной цивилизации» нельзя не сказать и о том, что Ф. Бродель неукоснительно следовал правилу: «Дать увидеть — так же важно, как дать понять». В его описаниях неторопливой повседневности есть нечто близкое и по форме, и по существу стилю импрессионистов с характерной для них прозрачной непосредственностью, эмоциональностью и красочностью, что в сочетании с глубоким анализом делает многие страницы работы Броделя яркими и впечатляющими.

И все-таки всякого, кто найдет время прочитать без малого две тысячи страниц трехтомника Ф. Броделя, ожидает не беззаботное удовлетворение любознательности, не легкая прогулка в прошлое, а сложный, труднопреодолимый путь, подобный путешествию на плотах по огромной, полноводной и в то же время извилистой и порожистой реке, которая, то замедляя течение, разливается так, что ее берега теряются из виду, то, оказавшись зажатой меж скал, углубляется, набирает огромную скорость.

Как преодолеть такую реку? Как достигнуть цели — глубже понять и на этой основе критически осмыслить результат многолетнего труда талантливого ученого?

Для этого, очевидно, следует, во-первых, уяснить основные, наиболее важные теоретические принципы, которыми руководствовался Ф. Бродель, приступая к этому очередному своему исследованию, и, во-вторых, попытаться понять общую структуру и отыскать главную идею всей работы, ту ее центральную ось, доминанту, которая если не объясняет все, то все ставит на свои места, всему придает определенный смысл.

II

Во введении к своему сочинению Ф. Бродель написал, что оно задумано им «вне сферы действия теории, любых теорий — единственно под знаком конкретного наблюдения и одной только сравнительной истории. Истории, сравнительной во времени… сравнительной для возможно более обширного пространства, ибо исследование мое… охватывает весь мир, оно имеет «всемирный» масштаб. Как бы то ни было, на первом плане остается конкретное наблюдение»^{22}.