Отсюда — простой вывод. Если в стране или в большом регионе возникнет массовая внешкольная организация, она должна быть признанна властями официально, объявлена законным — наряду со школой — средством воспитания детей и подростков, должна получать от этих властей поддержку, как моральную, так и вполне материальную — финансирование, помещения для занятий, помощь в подготовке инструкторских кадров. Иначе не стоит и огород городить.
Когда школа будет на должном уровне проинформирована о легитимности возникшей организации, она (т. е. школа), привыкшая всегда жить по указаниям сверху, примет эту организацию как данность (или пусть даже как неизбежное зло) и не станет ставить ей палки в колеса.
Это первый этап.
Второй же — налаживание контактов и возможных форм взаимодействия между организацией и школой, но на условиях творческого сотрудничества и равноправия, а не под патронатом системы Минпроса, мало что понимающего в детском движении, но всегда претендующего на главенство. То есть не так, как было у завучей по воспитательной работе, гонявших девочек-вожатых в магазин за канцелярскими скрепками и диктующих им, этим вожатым, как проводить пионерские сборы…
Вернусь к скаутам. Думаю, что и у них не все было просто. По крайней мере, когда я в 76-м году беседовал в Варшаве с лидерами польских морских скаутов («харц
Однако, в нынешней жизни России, счастливо избавившейся от «гнета социализма» (что получили взамен — отдельный вопрос), нравы школы — ослабевшей, раздерганной, уставшей от постоянного экспериментаторства, с униженными чахлой зарплатой учителями — отношение к внешкольным объединениям не стало лучше. По крайней мере, не на словах, а на практике.
Согласитесь, очень удобно видеть вину в неуспехах учебного процесса не внутри школы, а на стороне. И как соблазнительно воспользоваться удобным рычагом: «Мы вам советуем запретить вашему сыну (или дочери) посещать эту самую «Бригантину», пока он (она) не подтянется по английскому и геометрии…»
Впрочем, это уже не про «Каравеллу», а о более новых и неокрепших отрядах. «Каравелла-то» давно отучила классных наставников от такого метода. В давние времена бывало, что он действовал: родители накладывали «временное табу» на посещение своим отпрыском занятий пресс-центра и флотилии. Но здесь же сразу действовал и «контр-метод»: родители официально ставились в известность, что сын или дочь отчислены из отряда, поскольку они, папа или мама, нарушили данное ими при записи ребенка обещание не препятствовать ему в прохождении программы «Каравеллы». После этого ребенок, как правило, устраивал дома такой «бенц», что родители спешили в отряд с просьбами о «повторном принятии» и заверениями, что «больше не повторится», а корреспондентская группа «Каравеллы» устраивала «бенц» школе — по поводу применения той незаконных и антипедагогических приемов.
Здесь опять хочу оговориться. Может возникнуть впечатление, что «Каравелла» всегда была со школами «на ножах». Это вовсе не так. О конфликтах речь пошла, чтобы подчеркнуть необходимость независимости самостоятельной детской организации от минпросовской системы. А на уровне «обычной жизни» мы много сотрудничали с разными школами, встречали у себя в гостях учеников и учителей, устраивали в школах киносеансы, помогали там выпускать стенгазеты, принимали подшефных третьеклассников в пионеры. К нам приезжали школьные экскурсии из разных городов, мы организовывали для этих ребят прогулки под парусами, показывали свои спектакли.
Еще в середине шестидесятых отряд подружился с начальными классами в поселке Северском, собрал для них библиотеку, затевал совместные дела.
Примерно в это же время возникла дружба с московским интернатом № 58. Ребята не раз ездили друг к другу в гости, даже создали общий пресс-центр, вместе выполняли задания журнала «Пионер»…
Все это воспринималось, как самые обыкновенные дела, поэтому сейчас и перечень выглядит скучноватым, как в газетной заметке неопытного корреспондента. Драматические ситуации запоминаются крепче в силу их неординарности и «нервотрепки».