Струна истории

А в горах жили горцы, кочевые скотоводы, которые назывались кяны. Это кочевые тибетцы, которых видел Пржевальский,[70] по ошибке приняв их за тангутов (тангуты — это другой народ). И они до сих пор живут своим бытом. У них есть племена — нгологи, банг-нголбги, бома, и, но эти племена мало кому известны, кроме них самих. До последнего времени, до конца XVIII в. они, находясь в составе огромной Китайской империи, никому не подчинялись. Жили своим племенным бытом, грабили проезжающих паломников, монголов или китайских купцов. Попробовали ограбить экспедицию Пржевальского, но когда наши начали стрелять, то они убежали и сказали: «Нет, с этими — лучше не связываться».

Вот. Но это народ (кяны. — Ред.) крайне неукротимый и дикий. Живут они в Северном и в Северо-Восточном Тибете, иногда распространяясь на запад до Западного Тибета. А место это, я должен вам сказать, для жизни малопригодное.

Дело в том, что весь Северный Тибет покрыт густым лесом, потому что все муссоны, идущие с южного Индийского океана, переваливают через Гималаи и в холодном тибетском воздухе выпадают дождями. А вот через Тянь-Шань и Куньлунь они уже не переходят. А здесь такое количество влаги, что растет огромный лес и большое количество травоядных животных, естественно. Но человеку там жить нельзя, потому что не из чего разжечь огонь. Ни одной сухой веточки. Каждая веточка, упавшая с дерева, немедленно загнивает. Кизяк — основное топливо для центрально-азиатских кочевников — гниет тут же. И поэтому туда уходят охотники, с тем чтобы прожить пять-шесть дней, не разжигая огня. А потом уже возвращаются, греются, отдыхают, но жить там — не могут. Туда китайцы так и не попали, вплоть до нашего времени.

Другая часть ся, убежавшие на север, образовали здесь первую кочевую династию хуннов. Китайцы опять же не смогли перебраться через пустыню Гоби иначе как путем организации легкой конницы, но это уже более позднее время. Именно пустыня спасла народы, жившие по соседству с Китаем, от истребления.

Какая здесь закономерность? — Да, она напрашивается сама по себе.

Этнос, оказывается, не будучи никак не связан с расой, связан — с ландшафтом — через хозяйство, которое его кормит. То есть этнос — это понятие географическое. Вот то, что я доказывал постоянно, часто и буду доказывать, как говорил старик Рабле «от Сорбонны включительно до костра исключительно».[72] (Шум в зале. — Прим. Ред.) — А вы не смейтесь и не улыбайтесь, — это совсем не так легко и просто.

Вы знаете, что возможности счета у разных млекопитающих ограничены. Белка считает до двух, кошка считает до трех, собака до четырех, человек считает до трех тысяч. А мой оппонент (ввиду многочисленности оппонентов, ф.и.о. уточняется. — Ред.), который меня обвиняет в том, что я не прав, — он считает до двух. У него либо социальное, либо — биологическое и ничего третьего — не может быть! Ну, сами понимаете, что при этом доказывать, что этнос — явление третьего порядка, связанное с ландшафтными особенностями нашей планеты, — это надо возвысить его счетные возможности до уровня кошки. Не знаю, удастся ли мне это к концу жизни.

Теперь от этого сделаем переступ, ну, на сколько? — На пятьсот, на шестьсот лет.

* * *

Возьмем такой же срез в IV в. — тоже до нашей эры. Что за это время произошло?

За это время создалась и погибла великолепная культура греческих полисов (города-государства. — Ред.), которая дала начало всей нашей науке: философии, геометрии, математике, истории, географии, вообще всему, что мы знаем. К IV в. Греция, вспоминавшая только пережитый свой расцвет, стала добычей Александра Македонского[73] и его мало квалифицированных товарищей (я называю правильно, они назвались гетеры, то есть «товарищи» царя) и совершенно диких иллирийских солдат, с помощью которых он разгромил фиванское и афинское войско при Херонее (338 г. до н. э. — Ред.), разрушил Фивы и подчинил себе почти всю Грецию. Но были ли эти греки подобием ахейцев Агамемнона или Ахилла? — Да, ни в коей мере! Это был совершенно другой народ, относившийся к древним ахейцам, как современные итальянцы относятся к древним римлянам. То есть кое-какие традиции у них были, вероятно, элементы языка у них были, но устройства все, обычаи, нравы, стереотип поведения, — у них уже был совершенно другой.

То есть за какие-то 600 лет мы видим, что на территории Греции произошла не только смена этноса, — как системы, но и расцвет и уже наступил и упадок — уже второго, нового этноса. Процесс шел как будто довольно быстро.

* * *