Струны

Не способный еще говорить, Седрик отчаянно помотал головой.

— Ну и правильно. Ты должен был лететь гипером до Манчестера, первым классом, и явиться в Центр в четверг, то есть сегодня, сейчас. Вместо этого ты вылетел в среду, третьим классом, в Норристаун.

Неожиданный приступ скромности помешал Седрику спросить у похожего на черную кожистую черепаху человека, откуда тот, собственно, все это знает. Затрудненное дыхание и зябкие приступы тошноты тоже не очень располагали к разговорам.

— Почему, Седрик?

— Я просто хотел немножко посмотреть на мир. Седрик хотел было добавить “сэр”, но передумал. Бесцветные, словно пластиковые губы изогнулись в презрительной ухмылке.

— Это каким же нужно быть психом, чтобы заниматься прямым, личным туризмом. Сунул бы кредитную карточку в телевизор и смотрел себе все, что угодно, не выходя из дома.

Так это ж совсем другое дело, хотел сказать Седрик, но не смог и просто помотал головой.

— Ну и что же ты, Седрик, видел?

— Белый дом. Капитолийский холм. Индепенденс-Холл. Плимут…

Седрик осекся. Ему сказали, что это Плимутрок. Но ведь настоящая скала должна быть теперь в море, далеко от берега, к тому же она располагалась где-то в другом месте, уж никак не на окраине. Надули как маленького, так тебе, сельскому растяпе, и надо.

— Я спросил у Бена, где больше всего интересного, и он сказал, что в этих местах.

Брови громилы, точнее — кожистые складки, служившие ему бровями, поползли наверх.

— Так значит, меня обманули? — растерянно пробормотал Седрик. — Это что же, все сплошные фальшивки?

— Новоделы. Копии. Кое-что из оригиналов успели переместить в глубь материка, но ты их не видел.

В номере повисла тишина. В животе Седрика все еще пульсировала боль, но его судорожные, затрудненные вздохи были уже сплошной симуляцией — вроде этих местных достопримечательностей. Он тянул время, лихорадочно вспоминал тренировки по рукопашному бою. Что бы, интересно, посоветовал сейчас Гоугарти? Бластер расположен не правильно, нужно держать оружие подальше от противника, чтобы не дотянулся. Похоже, этот крокодил не намерен никого мочить, но это дело второе, а вот настоящий у него немецкий костюмчик или просто броня? Седрик начал приподниматься на левом локте; громила шевельнул стволом, явно намереваясь утихомирить егозливого мальчишку. Правой, свободной рукой Седрик отбил бластер, резко развернулся и обеими ногами саданул громилу по коленям; нормальный человек от такого удара должен был покатиться по полу.

Ствол бластера не сдвинулся ни на миллиметр, а ноги Седрика словно врезались в бетонную стену. Нестерпимая вспышка боли в лодыжках не помешала ему расслышать короткий пренебрежительный смешок громилы. А затем последовало неотвратимое возмездие — новый жестокий тычок бластером в солнечное сплетение, и — по полной, до тошноты (в самом буквальном смысле) знакомой программе: адская боль, удушье, тошнота, черная пелена перед глазами.

И снова долгий судорожный вздох, черная пелена рассеялась, и задыхающийся, полуслепой от слез Седрик оказался в первоначальном положении — он лежал на спине и с ненавистью смотрел на своего мучителя; единственным вознаграждением за жалкие потуги на героизм была жуткая пульсирующая боль где-то в области диафрагмы. А ведь и синяка, пожалуй, не будет — профессиональная работа. От этой мысли становилось еще обиднее.

— Какого хрена ты ко мне привязался? — возмущенно просипел Седрик. — Да и вообще — кто ты такой?

— Правильный вопрос, давно бы пора. Багшо, такая вот совсем простая фамилия. Работаю на Институт.

Как-то слишком уж хорошо, чтобы было правдой.

— А как ты меня нашел?

— Тоже мне сложность, — презрительно фыркнул Багшо. — С другой стороны, это — самое лучшее твое оправдание: будь у тебя какие-нибудь не те намерения, вряд ли ты вел бы себя так глупо. Хотя такие хитрости мы тоже проходили.

— У меня? Намерения? Какие намерения?

— Вот это как раз я и хотел бы выяснить. Ты приехал сюда, чтобы с кем-то встретиться. С кем именно?

— Да ни с кем я тут не встречаюсь! — Седрик отчаянно надеялся, что этот вопль души звучал вполне убедительно. — Я и секретов-то никаких не знаю, мне нечего продавать. С чего это…

— Почему ты вылетел на день раньше?

— Я — свободный человек.

И снова это высокомерное фырканье.

— За всю свою жизнь ты ни минуты не был свободным человеком. Ты был теленком из питомника.

— Детский дом, а никакой не питомник! Там у нас всякие были ребята, не только сироты. Отец Гэвина Бона — президент очень крупной…

На лягушачьем лице — полное, глубочайшее отвращение. На мгновение Седрику показалось, что Багшо хочет плюнуть на пол.

— Ну хорошо, не питомник, а детский садик со строгой охраной. Для богатых детишек — хотя, глядя на такого, как ты, жирягу, можно подумать, что вас там держали впроголодь. Но ты вылезал когда-нибудь из-за вашего забора в настоящий мир?

— Конечно! И еще сколько раз. Два года назад я занял первое место в стрельбе по тарелочкам, и не на местных соревнованиях: первое — по всему Пасполису. Это туризмом можно заниматься, сидя у Мадж на кухне, а лазерная стрельба…