Струны черной души

Глаза ему не увеличили и не подвели, как для плаката «Не проходи мимо: пой с нами!».

Наоборот, лицо не так резко, все смягчили, облагородили, взгляд не прямо в объектив, а вдаль, задумчивый такой, если не мудрый, то, во всяком случае, что-то понимающий взгляд.

Я кивнула ему и сказала: «Поехали. Я сейчас».

Вышла на кухню, сделала себе очень крепкий кофе, вернулась с кружкой и приступила:

«Мне немного страшно смотреть вам глаза, — сказал мой Костя пытливым студентам. — Я, наверное, слишком далеко ушел от вашего прекрасного возраста отчаянной потребности в правде. От вашей уверенности в том, что справедливость непременно должна торжествовать. Я во время своего пути успел узнать, что правда — не товар, что она слишком бесценна и потому способна обрушить покой и благополучие многих. И эти многие будут с ней всегда бороться. Я успел убедиться в том, что ее носитель — всегда враг для тех, кто делает деньги и творит преступления в тишине. И что справедливость никому ничего не должна. Она не придет сама, по вашему или моему желанию. Просто так не придет. Я здесь, чтобы попросить вас: поверьте, я просто стараюсь. Я просто готов посвятить свою жизнь самым неудобным, тяжелым вещам. Они стоят больше моей жизни».

Дальше мой Костя перешел к самым громким и скандальным сюжетам, о которых я прочитала в соцсетях.

Он сделал ряд сногсшибательных версий, вышел на прямые разоблачения. Дал грамотную справку о существующих законах и требованиях к официальному правосудию. Не умничал, не поучал, не грозил расправой и не раздавал милости преступникам в случае своего прихода к власти.

«Власть, — сказал Костя, — это одно право: первым подчиняться закону, и только ему».

Я уложилась в заданный размер, оставила Косте время для ответов на вопросы.

Отправляя работу, написала Игорю: «Ответы на вопросы лучше сократить до минимума. Пусть не тратит ИХ время на пустую болтовню. Самое важное для них и для НЕГО САМОГО — это самообразование. Образованный человек и человек с дипломом — разные вещи. Это я о том, что он скажет экспромтом перед тем, как свалить».

Игорь ответил через пять минут: «Блеск. Хочу тебя».

Ну, и прекрасно. Все в тонусе.

Мне это все помогло. Мозг капельку разогрелся, заработал, как процессор.

Я приняла душ и даже приготовила себе плотный завтрак. Мои балахоны стали на мне болтаться гораздо в большей степени, чем требуется для соблазнительности.

Я, как все женщины, прячу в себе навязчивую идею — худеть, но когда это происходит помимо воли — я против. И даже на зоне заставляла себя есть, сколько возможно проглотить той гадости.

Легко стать скелетом и думать, что все получилось.

Нет, женщине нужны килограммы «для прелести», как говорила мама, не говоря о силах для жизни.

Во время моего завтрака в три часа дня и позвонил в дверь Сергей.

Вошел, сосредоточенный, прошел на кухню, взглянул на сковородку с пышным омлетом на беконе с сыром и помидорами, одобрительно кивнул:

— Уверен, что это на двоих. Не для одной стройной женщины. Выглядит как мечта. Но сначала новость, Марго. Сегодня утром по адресу Надежды Павловой вызвали полицию и «Скорую». Дверь вскрыли, ее обнаружили в ванной с перерезанными венами. Без сознания. Успели спасти. Повезло потому, что в ее ванной прогнивший, раздолбанный пол, вода полилась к соседям снизу на голову. Так и раньше бывало, но в этот раз она не отвечала на звонки в дверь и по телефону. Сначала вошли с полицией и слесарем.

— Это самоубийство или попытка убийства, как с Мироновым?

— Разбираемся. Девушка скоро и сама что-то сможет рассказать. Другой вопрос, верить ей или нет.

Мы с Сережей поели, молча и в задумчивости. Не остывать же омлету.

Как ни крути, противная эта Павлова или не очень, но она чья-то жертва. Возможно, ее запугивали, предупреждали.

Возможно, она действительно сама пыталась от чего-то или кого-то уйти. Факт в том, что она тоже свидетель. И, видимо, еще никому не сказала того, что знает. И есть люди, которым известно, что она знает.

Остаток дня я занимала себя домашними делами.

К ночи заметалась в бесконечном лабиринте собственных мыслей. Опять к горлу подобралось удушье.

В два часа ночи раздался звонок в дверь.

Я накинула халат и пошла открывать, не сомневаясь в том, кого увижу. Только один человек сейчас может приехать ночью без звонка по телефону. Потому что он почти близкий человек. А как еще трактовать ночь незаконченной любви.

Игорь вошел так стремительно, как будто он вырвался из плена и бежал ко мне по полю боя. Как будто давал обет освободить меня из башни тьмы.

У него были горячие руки и холодные губы.

Он был властным и робким. Забыл о своих «прошу прощения», «если ты не против».

Наше нетерпение было взаимным. Близость — полной, окончательной, пряной и горькой, как под угрозой вечной разлуки. На рассвете он смотрел на меня таким взглядом, что слова были лишними. Так смотрят на недостижимое воплощение всех желаний.

Когда он все же начал говорить: «ты…» — я закрыла ему рот рукой.

— Лучше не нужно. Я умею читать мысли и плохо, подозрительно отношусь к словам. Не стоит ничего портить.

— Конечно, — сказал он.