Горькое чувство вины и волнение заставили меня трижды пройти мимо курящего под навесом мужчины, прежде чем я догадался спросить у него, где находится отель. Он молча указал на вход позади себя. Я открыл дверь и словно очутился в другом месте.
Удивительно как быстро меняют обстановку люди. Тихие уютные комнаты, дарящие надежду на лучшее, превратились в жужжащий улей. Незнакомые лица, косые взгляды, поджатые губы Амалии – зима поглотила последний оплот, дарующий тепло и защиту.
Дойдя до номера, я бросил вещи на кровать и мысленно поблагодарил Бога за то, что не встретил Михаила. Сахарная пудра и крошки из бумажного полупустого пакета с ароматом миндаля снегом рассыпалась по моей черной куртке. Я сам не заметил, как опустошил наполовину шуршащий пакетик, и теперь стоял над белой россыпью и раздумывал, какие действия предпринимать дальше.
Устав стоять, я рухнул рядом с вещами. Серо-белое убранство комнаты растеряло прежнюю привлекательность. Стена цвета грозовой тучи превратилась в массивную плиту, готовую в любой момент похоронить под собой маленького человека, коим я себя ощущал. Она разом выкачала тепло и заменила его острыми жалами холода. Сколько не старался, теплое дыхание оказалось не способно остановить ледяные иглы, тянущиеся к сердцу. Заслышав за дверью шаги, я повернул голову и наткнулся на осуждающий взгляд мужчины с портрета.
– Рома, ты тут? – вместе с троекратным стуком глухо прозвучал раскатистый голос Михаила, – Рома?
Я глубоко вздохнул и попытался подняться, но, похоже, было слишком поздно: мое тело оказалось в плену невидимых пут – прочных нитей, пронзивших мою кожу, запутавшихся в костях и скрепивших меня с постелью. Оставалось только одно – звать на помощь, однако приоткрытые сухие губы вместо звука исторгли горечь. Стук прекратился. Его сменило шарканье и скрип ботинок, а затем – удаляющиеся шаги. Надежда погрузилась во тьму с редкими кадрами чужой для комнаты. Похоже, в очередной раз мне не повезло.
– Я вхожу, – громкий стук двери о стену оповестил о нежданном госте, но я не смог ни повернуться, ни испугаться, – Какой же ты бедовый! Полное отсутствие инстинкта самосохранения.
– Что с ним? – Прозвучал незнакомый голос с запахом табака.
– Похоже, цианид, – Послышалось шуршание бумажного пакета.
– Что будешь делать? – Голос прозвучал практически под ухом – запах табака стал отчетливей.
– Везти в больницу. Другого выхода не вижу.
– Если повезешь в больницу, что станет с Габриэлем? Весь этот кавардак затевался только ради тебя. Ты уверен, что она адекватно отреагирует на твое отсутствие?
– Не уверен… я вообще ни в чем не уверен. Я не уверен, что он доживет до прибытия в больницу, но что-то надо делать. Я не могу отправить его вместе с Амалией после того как она сама однажды чуть его не угробила. Я не могу отправить его вместе с тобой: ты нужен здесь. Остается только действовать самому.
– Что если я постараюсь раздобыть антидот? – Запах табака отдалился.
– Предлагаешь взять его вместе с нами? – Кто-то принялся ходить из стороны в сторону.
– Да. Поедет вместе с нами. В качестве няньки прихватим товарища Габриэля. Он все равно просился ехать со всеми.
– Как быстро ты сможешь достать антидот? И что будем делать дальше? В любом случае без врача не обойтись, – Звук шагов замолк.
– У меня уже сейчас есть с собой немного тиосульфата – берег для себя, – после некоторого молчания прозвучал табачный голос, – Вколю эту дозу. Не знаю, даст ли какой эффект. Потом постараюсь придумать что-нибудь еще, – произнес он, покидая комнату.
– Хорошо. Только поторопись. Я уже отправил всех собираться, да по машинам, – Скрипнули ботинки, и холодные пальцы прижались к моему пульсу, – На кой черт ты поперся к ней, прекрасно зная, что и так ситуация не простая? Что творится в твоей голове? – склонился ко мне оставшийся человек.
– Миша, ты где? – Я услышал голос Амалии, прежде чем начал биться в борьбе за воздух, – Что с ним?
– Выйди, и никому пока ничего не говори! – последнее, что я разобрал, прежде чем полностью отключился.
Мне кажется, я все же изредка возвращался в сознание, иначе я не мог объяснить бьющий в глаза свет, чьи-то суматошные выкрики, боль в груди и пикающие звуки. Потом все стихло, и я очнулся в мирно покачивающейся машине в обнимку с продолговатым ящиком. Именно так представлялся на ощупь жесткий прохладный предмет, на который опирался я. Он разделял меня и человека сбоку, что вынес знакомым голосом краткий вердикт:
– Очнулся.
– Пить, – Я попробовал подчинить себе непослушные губы и поведать ему о мучительной жажде воды, преодолевая головокружение и жжение от нахлынувшего в легкие воздуха, но, кажется, меня не услышали.
– Тогда обойдемся без дополнительных инъекций, – ответили спереди, – Хорошо хоть в печенье добавила. Это сыграло нам на руку.
– Пить, – повторил я, прилагая еще больше усилий.
– Кажется ему что-то нужно, – нагнулся ко мне сосед по сиденью.
– Воды, скорее всего, – угадал мое желание незнакомец спереди. Я попытался кивнуть. – Но лучше пока ему не давать, – добавил он, ударив разом по больным местам.