Дима вышел из дома. Я закрыл за ним дверь и опять вздохнул. Прощаться с Димой было тяжело, ведь я мог с ним общаться сколько угодно и мне это очень нравилось. Но у Димы был свой дом, семья и вечно быть со мной он никак не мог. Это было итак понятно. Держать его я не имел никакого права!
Я не торопясь снял куртку, обувь и вместе с Лордом побрёл на второй этаж. Не успел я дойти до лестницы, как меня остановил голос папы.
— Макси, а ты ужинать будешь? — поинтересовался он.
— Пока нет, — покачал я головой. — Я попозже спущусь.
— Хорошо. Если что я буду внизу, — не стал приставать ко мне папа. — Когда захочешь поесть, спускайся.
— Ага, — кивнул я и продолжил подниматься по лестнице.
Возле комнаты Лорд, понятное дело, оказался первее меня. Я открыл дверь и, запустив сначала в комнату Лорда, следом прошёл сам. Я сделал пару шагов, прикрыл за собой дверь и глубоко вздохнул. Мне надо было чем-то себя занять, чтобы время быстрее прошло. Кушать мне, и правда, пока не хотелось, потому что я наелся в кафе. Да и проводить время с папой у меня не было желания, ведь он опять начнёт ко мне приставать со своими советами и бессмысленными разговорами, так что мне оставалось самому чем-то занять себя. Долго думать мне не пришлось. Читать мне сейчас не хотелось, музыку слушать тоже не хотелось. Оставалось только взять в руки гитару и начать играть на ней. А у меня сейчас как раз появилось желание попеть одну из своих песен. Она у меня ещё была незавершённой, но она мне нравилась. По крайней мере, она подходила к музыке, что я сочинил, и надо было продолжать с ней работать, чтобы придумать всё до конца.
Я уселся на стул и начал наигрывать свою мелодию. Я покачивал головой в такт мелодии и, проиграв вступление, запел:
— Я в Бога больше не верю,
Его нет больше для меня!
Он меня покинул
И я остался один….
Но я не унываю,
Ведь у меня есть друг
И теперь всё будет круто,
Ведь я больше не один!!
И кто сказал, что Бог нам нужен?!
Ведь это вовсе не так!
Я один и у меня всё будет супер!
А Бога больше нет….
Да, я ещё слепой, но я не унываю,
Ведь у меня всё будет хорошо, и я справлюсь!
Да, да, да, да….
У меня всё будет супер!
И я запел дальше в таком духе. Да, текст песни, конечно, был странным и даже немного грустным и тоскливым, но и одновременно весёлым. По крайней мере, мелодия песни была весёлой. Даже очень весёлой! Эта песня была одной из самых лучших, что я писал за последнее время. Мне она, правда, очень нравилась! Она была не такой негативной, как остальные и в ней было хоть что-то хорошее! И я с удовольствием её пропел и даже сочинил пару новых строчек. А, когда я закончил петь и играть, я тут же поспешил их записать, не желая забыть эти строчки. У меня уже было такое пару раз, что мне в голову приходили строчки для песни, но я не успевал их записать и в итоге забывал. Теперь я старался записывать всё сразу, потому что потом мучиться и пытаться вспомнить эти строчки мне не хотелось. И вот сейчас я успокоился только тогда, когда эти строчки были записаны. Но переставать играть на гитаре я не стал. У меня на очереди были другие мои песни, которые также стоило иногда петь, чтобы не забыть их. Я уверенно начал играть мелодию ещё одной моей песни.
— Я встану, завтра утром
И снова вокруг будет мрак, — запел я ещё одну мою песню. — Ну, когда же это закончится?!
Когда я вновь увижу этот мир…
Я так любил любоваться закатом!
Но больше никогда не увижу его!
За что же мне это горе?
За что мне это клеймо?.. — тут я начал играть на гитаре более энергичнее. — Весь мир для меня померк!
Но звуки стали громче!
И эта ужасная тьма,
Что окружает меня,
Никогда не исчезнет!
Да, эта песня была очень пессимистичной и негативной. Эта была первая песня, что я написал после потери зрения. Она передавала мои эмоции и чувства. Не смотря на то, что песня была такой грустной и негативной, она в то же время была правдивой и честной. Я в ней не врал, а говорил о своих чувствах и о том, что думал. Папа эту песню слышал, и она ему очень не понравилась, ведь обычно я писал добрые и позитивные песни, а эта была совершенно другой. Больше я никакие свои новые песни не давал папе слушать, ведь они были всё суровее и суровее, всё мрачнее и мрачнее. Папе не стоило их слышать и из-за этого расстраиваться. А я знал, что он расстраивается из-за того, что мои песни и моя музыка стали другими, ведь он понимал, что я сам изменился, а уже это, понятное дело, его расстраивало.
Когда я закончил петь эту песню и доиграл до конца музыку, я отложил в сторону гитару. Мне надо было немного отдохнуть от игры на гитаре. От этих грустных песен мне самому становилось не по себе, и на меня наваливалась сильная тоска. Так что мне было просто необходимо сделать передышку. Я поднялся со стула, потрепал по голове Лорда, который сидел рядом со мной и громко пыхтел, и подошёл к окну. Я сделал глубокий вздох.