Струве: левый либерал 1870-1905. Том 1

Это не могло не прийти в противоречие с той позицией, которую социал-демократы заняли по отношению к «либеральной буржуазии», и с их пониманием ее роли в борьбе за политическую свободу Согласно исповедуемой ими идее гегемонии, они и только они должны быть во главе, а все остальные обязаны следовать в их фарватере. Что же до Ленина, то ему было присуще особо узкое понимание идеи гегемонии. Он придерживался мнения, что непролетарские классы по определению не могут быть союзниками в общей борьбе, поэтому их можно только использовать для достижения социал-демократических целей[566]. В характерном для него письме Потресову, написанном в 1899 году, Ленин отверг мысль Аксельрода об «Unterstützung und Bundesgenossenschaft» (поддержке и союзе) с либеральной буржуазией: буржуазная оппозиция, писал он, должна «в хвосте идти, иногда даже “со скрежетом зубовным”»[567]. Поэтому для него гегемония была равнозначна монополии: социал-демократы должны быть единственной организующей силой оппозиции; другим во главе движения места не было.

Все эти обстоятельства сказались на результатах первой же встречи Струве с редакторами Искры, состоявшейся 29 декабря 1900 года в Мюнхене. В самом начале Струве заявил, что пересмотренная аннотация Искры фактически аннулирует достигнутое в Пскове соглашение о сотрудничестве. И он не видит никакого смысла снабжать деньгами и материалами издание, которое шельмует его как «оппортуниста» и «буржуазного апологета». Тем не менее возможность сотрудничества, по его мнению, еще существовала, хотя его рамки сильно сузились. Он предложил организовать третье совместное издание, которое должно было выходить в качестве регулярного приложения к Заре и единственным редактором которого был бы он сам. Это издание, которому он предлагал дать название «Современное обозрение», должно было быть посвящено не спорам внутри социалистического движения, а тому, чтобы настроить общественное мнение против царского режима.

Ленин интерпретирол предложение Струве исходя из собственной политической тактики — как хитрую уловку, диктуемую жаждой власти. В сложившихся обстоятельствах Струве больше не годился на роль, которую он ему уготовил — второй скрипки в оркестре, — теперь он претендовал на роль дирижера в более престижном ансамбле — самостоятельной либеральной партии. В силу этого Ленин потерял всякий интерес к дальнейшему сотрудничеству как со Струве, так и с либералами. Более того, такого рода сотрудничество представлялось ему крайне опасным. Располагая огромными финансовыми ресурсами, имея многочисленных сторонников в земствах и в городских администрациях, либералы могли просто-напросто подмять под себя своих социал-демократических союзников и заставить их служить своим интересам. В этом случае социал-демократы просто превратились бы в прислужников либералов. Наблюдая за тем, как Струве обговаривает с Потресовым и Верой Засулич детали своего предложения, Ленин вдруг осознал, что ненавидит Струве. Внезапно он увидел его в совершенно ином ракурсе: теперь это был не заблуждающийся товарищ, а ренегат, иуда, который раньше только прикидывался социал-демократом, чтобы затем предать своих товарищей и сделать карьеру либерального политика. Его стремление преобразовать аморфную несоциалистическую демократическую оппозицию в самостоятельное политическое движение угорожало стратегическим планам Ленина, которые он вынашивал еще с 1895 года и на которые возлагал все свои надежды.

На следующий день, в два часа утра 30 декабря 1900 года (нов. ст.), Ленин решил изложить на бумаге накипевшие у него за время переговоров чувства.

«Мне хотелось бы записать свои впечатления от сегодняшней беседы с «близнецом» [Струве]. Это было знаменательное «историческое» в своем роде собрание (Арсеньев [Потресов], Велика [Вера Засулич], близнец + же [жена Струве] + я), по крайней мере историческое в моей жизни, подводящее итог целой — если не эпохе, то стезе жизни и определяющее надолго поведение и жизненный путь.

По первоначальной передаче дела Арсеньевым я понимал так, что близнец идет к нам и хочет делать шаги с своей стороны — оказалось как раз наоборот. Произошла эта странная ошибка от того, вероятно, что Арсеньеву очень уже хотелось того, чем «манил» близнец, именно политического материала, корреспонденций etc., а «чего хочется, тому верится», и Арсеньев верил в возможность того, чем манил близнец, хотел верить в искренность близнеца, в возможность приличного modus vivendi с ним.