И все же, несмотря на всю приверженность разуму и реализму, дух партии оставался расколотым. Воздав должное политической осмотрительности, делегаты приняли целую кипу взаимоисключающих резолюций, не замедлив тем самым продемонстрировать шизофреническую природу русского либерализма. Рассматривая вынесенный на съезд вопрос о том, следует ли партии «приступить в Думе к органической работе, как в нормальном учреждении», делегаты единодушно — при одном воздержавшемся — ответили отрицательно. Отсюда напрашивался вывод, что кадеты, вероятно, собираются участвовать в выборах, но, попав в Думу, намерены воздерживаться от рутинного законотворчества. Подобное впечатление, однако, должно было бы развеяться голосованием по следующей резолюции. Вопрос о том, «нужно ли ограничиться в Думе выработкой [нового] избирательного закона и закона о свободах», получил негативный ответ большинства делегатов. Следующим, в дополнение к двум предыдущим, шел вопрос о том, следует ли Думе заниматься «разработкой законодательных мероприятий безусловно неотложного характера, необходимых для успокоения страны». Такая установка была поддержана подавляющим большинством. Нужно ли заранее «перечислять те мероприятия, которые должны быть разрешены первой Думой»? На сей раз реакция была отрицательной. Иначе говоря, получалось так, что кадеты, не собираясь предаваться в Думе «органической работе», в то же время планировали провести через парламент неопределенное число срочных законов.
После всех этих голосований Струве, Родичев и А. М. Колюбакин принялись разрабатывать основные тезисы предвыборного манифеста кадетов. На следующий день, 6 января, они представили делегатам проект резолюции: «Съезд признает, что партия не может с точностью указать пределы ее участия в законодательной деятельности Думы, ибо они должны быть указаны самим ходом жизни. Партия может только указать свои ближайшие цели: разрушение бюрократического деспотизма и установление демократической конституции Российской империи на основе всеобщего и равного избирательного права с прямым и закрытым голосованием. При осуществлении этих целей партия не может не поставить в своей платформе тех реформ, настоятельная необходимость которых указывается самой жизнью, в том числе реформы земельной, рабочей и удовлетворения справедливых национальных требований»[51].
Левое крыло партии резко выступило против этого документа на том основании, что он слишком расплывчат: если партия всерьез намеревается заниматься в Думе законодательной работой, необходимо принять подробную и радикальную программу политических, социальных и экономических реформ. В ходе голосования, однако, эта группа потерпела поражение (в соотношении 56 против 38), и в итоге была принята резолюция Струве — Родичева. На следующий день, 7 января, несгибаемый В.М. Гессен, возглавлявший левых, предложил вернуться к тексту документа, поскольку тот, по его мнению, противоречил другой резолюции съезда, предписывающей партии не ввязываться в «органическую работу». Он предложил компромиссную формулировку: партия призывается к участию в выборах, но вместо «органической работы» сосредотачивается в Думе на разработке нового избирательного законодательства, законов, касающихся гражданских прав и свобод, а также мерах по умиротворению страны. Вопрос о конкретном перечне вносимых законопроектов оставлялся на усмотрение самой думской фракции кадетов[52]. Делегаты отклонили резолюцию Гессена, подавляющим большинством голосов оставив в силе резолюцию Струве — Родичева; но затем, со столь же значительным перевесом, внесли в нее поправку, основанную на предложении Гессена и обязывающую партийную фракцию рассматривать Думу исключительно в качестве переходного органа: «Если парламентская деятельность в Думе окажется возможной для партии, она должна стремиться осуществить через посредство Думы всеобщее и прямое избирательное право и мероприятия, неотложно необходимые для успокоения страны и мирного перехода к правильному представительству, а по достижении этой цели добиваться немедленной замены Думы собранием, избранным путем всеобщего и прямого голосования»[53].