Так грохочет и ревет надвигающийся скоростной поезд в ночном кошмаре, когда почему-то нельзя шевельнуть ни рукой, ни ногой, чтобы спастись, отползти с рельсов. Но в кошмаре было не так страшно, была надежда – вот еще чуть-чуть, последнее усилие – и удастся пошевелиться, и ужас отступит.
Никакой надежды. Никакого сна. Все происходит здесь и сейчас – наяву.
Она вдруг мимоходом удивилась – ну да, наяву. И именно с ней. В эту минуту.
Она прислушалась, но из-за пульсации и стука в ушах ничего не было слышно.
Она сглотнула сухую, как папиросная бумага, слюну, помедлила и выглянула из своего укрытия.
Ничего не видно, темнота и тишина. Наверняка в такой оглушительной тишине рев ее скоростного поезда слышен издалека, и он ее выдаст!..
Она вновь прижалась спиной к холодной стене.
Медлить нельзя, нужно спасаться, но как, как?..
Тонечка ощупала руками стену – она была гофрированная, как будто склад или ангар. Под стеной топчан, на котором она сидит, набросаны какие-то тряпки.
И ничего не видно, совсем ничего!..
Тут навалилась паника – такая, что не справиться! Тонечка замычала, сползла с топчана, держась руками за стену, пошла, сильно ударилась головой и остановилась.
Нет, так нельзя. Нужно вернуться, сесть и подумать.
Где она? Как она тут оказалась?
Она вспомнила улицу, как она шла и радовалась, и подъезд отеля был совсем рядом!..
И какой-то парень шел ей навстречу, а дальше провал, чернота.
Она постояла, прислушиваясь.
За стеной раздавался шорох, словно двигалось нечто большое.
Что там может двигаться?..
Ощупью, стараясь ни во что не врезаться головой, она добралась до топчана и опустилась на него.
Кто на нее напал? Зачем?..
Она принялась перетряхивать тряпье. Дурацкая мысль, что где-то здесь ее сумка, а в ней телефон, показалась ей вполне логичной.
Сумка в конце концов нашлась – она валялась под досками на полу, – но в ней не было никакого телефона.
Тогда Тонечка заплакала, громко, навзрыд.
Она плакала от отчаяния и страха, но внезапно осознала, что ее плач отдается от стен словно эхом.
Она перестала всхлипывать и прислушалась.
– Эй! – робко сказала она. – Где я?
И снова голос отдался от стен.
– Э-эй! – закричала Тонечка во весь голос. – Где я?! Помогите!..
Внезапно, словно отвечая на ее призыв, в вышине зажегся свет. Он показался таким ярким, что Тонечка закрылась локтем.
Лязгнуло железо, загремели засовы, что-то заскрипело в отдалении.
Тонечка замерла и отняла от глаз руку.
Оказалось, что она сидит у стены гигантского полупустого ангара. В центре ржавые металлические конструкции почти до потолка, под ними навалены бочки и какая-то арматура.
От широких ворот к ней приближались люди – несколько человек. Рассмотреть их она не могла, свет был им в спины.
Тонечка поняла, что там, за ними, – улица, свобода, и ей стало наплевать на все.
Она сорвалась с места и побежала, но ее перехватили, поволокли и швырнули на топчан. Она упала неловко, лицом вниз.
– Антонина Федоровна, – голос показался очень знакомым. – Опомнитесь. Вы же разумный человек.
Тонечка села, обеими руками придерживая голову.
– Вы кто? – спросила она и прищурилась. – Я вас знаю?
– Ради бога, конечно, знаете.
Человек приблизился, оказался в центре светового круга – с металлической штанги свисала тусклая лампочка, показавшаяся Тонечке такой ослепительной после темноты.
– Дайте на что сесть, – приказал человек, и тотчас же ему подали какой-то стул.
Он уселся, и Тонечка наконец-то смогла его рассмотреть.
– Это вы?! – изумилась она. – Вы пришли меня спасти?!
Человек засмеялся.
– Поверьте, милая дама, вам ничего не угрожает. По крайней мере, пока.
Тонечка смотрела на него. Глаза у нее слезились.
– Вы… не офицер ФСБ по фамилии Степанов, – наконец догадалась она. – Вам нужен Пояс Ориона. Но не для того, чтобы его вернуть.
Тот, кого она считала Сергеем Степановым, развел руками.
– Нужно быть последним идиотом, чтобы возвращать такую ценность! Мне она нужнее, чем ближневосточным царькам или этим чудесным женщинам, матери и дочери! Кстати, вы не знаете, где Пояс?
Тонечка помедлила:
– Как вас зовут?
– Вениамин Сутулов, – сказал человек весело. – Я здесь, в Нижнем Новгороде, пользуюсь определенным уважением. Если вы вернете мне Пояс, буду очень признателен. Если нет, я вас пристрелю.
– Понятно, – ответила Тонечка. – Но я не знаю, где он. И Светлана Павловна не знает.
– Может быть, знает ее дочь?..
– Сомневаюсь, – Тонечка постаралась, чтобы это прозвучало язвительно.
Один из тех, кто стоял за спиной авторитета Сутулого, пошевелился и оглянулся.
– Папаша был крайне несговорчивый человек, – продолжал Сутулый словно с сожалением – Если бы он отдал Пояс, до сих пор бы лекарил потихоньку. Но он уперся. А я был молодой, горячий! – Он махнул рукой. – Увлекся, и он перекинулся, а я так ничего и не узнал. А может, у него и не было Пояса, тот чурка как подарил, так и забрал, они все такие! А дочь законное наследство вытребовала и привезла. Не зря же она столько лет там торчала, на Востоке. Отдал бы папаша сразу, и не было бы этого ничего.
И Сутулый вздохнул печально, сокрушаясь, что Лев Пантелеев оказался «несговорчивым»!