— Ну что ж, звучит вполне разумно.
— А я разумный человек.
— Но ты ей твердо сказал, что уезжаешь?
— В общих чертах. — Ненавижу, когда лезут с вопросами.
Том пожал плечами и опять уткнул нос в газету.
Я стал думать, как же мне все-таки быть с Миртл — и тут, я чувствую, уместно будет довершить для вас ее портрет. Миртл была чрезвычайно женственна — я приводил здесь те ее черты, какие принято считать чисто женскими. Она была скромница, смиренница, — она была хитрюга. Она была земная женщина, в самом восхитительном смысле слова.
Помимо всего этого, Миртл была смекалиста, полна решимости и полна упорства. В то время я воображал, будто она, по молодости лет, сама не знает, что ей надо. Теперь, когда я думаю о прошлом, у меня голова кругом идет от сознания, до чего я был близорук и падок на самообман. Она прекрасно знала, что ей надо, — хотя, возможно, по молодости лет не очень представляла себе, как этого добиться.
Миртл занималась прикладной графикой и служила в крупном рекламном агентстве. Сколько я мог судить по ее жалованью, дела по службе у нее подвигались совсем недурно. На это по крайней мере у меня проницательности хватало. При первом слове о высоких материях Миртл начинала хлопать глазами, при первой вольности заливалась краской, при первом намеке, что пойдет деловой разговор, тотчас навостряла уши.
Миртл кончила местную художественную школу. Она была, что называется, скромное дарование — иными словами, куда более даровита, чем хотела показать. Ее рисунки отличала живость, тонкая наблюдательность, при полном отсутствии надуманности, изящество и заметная оригинальность. Обладай я таким дарованием, я непременно старался бы писать, подражая Дюфи или еще кому-нибудь эдакому; Миртл — ни-ни. Она не страдала честолюбием, этим мужским недугом. Стараясь подражать Дюфи, я при таком даровании, как у Миртл, пал бы жертвой мужского недуга и сделался неудачником. Миртл, по женской своей непритязательности и наивности, подалась в торговую рекламу.
Талант таких, как Миртл, имеет мало общего с тем первозданным творческим началом, какое время от времени будоражит наши умы. Такой талант — явление производное, вторичное: способность придать неожиданный любопытный поворот тому, что уже существует и утвердилось. Она была прямо создана создавать рекламу. И мирилась со своим положением в искусстве столь же охотно, как мирилась со своим жалованием. Мои попытки побудить ее подняться выше такого положения — что принесло бы ей одни несчастья, — слава богу, не оказывали на нее решительно никакого действия.
Свойства подобного рода Миртл обнаруживала и в служебных делах. Она обладала еще одним даром: легко спускать мужчинам их слабости. В отношении с мужчинами она проявляла терпимость и умение трезво смотреть на вещи — она умела ладить с мужчинами куда лучше, чем иной мужчина. Ее хозяин, господин средних лет, посадил на сравнительно ответственное место в агентстве свою любовницу — на зависть и к неудовольствию всех, кроме Миртл. Миртл не осудила — бывает, дело житейское, — сделала милое лицо и отнеслась к виновнице события с дружеским вниманием. Вскоре Миртл с неподдельным удивлением убедилась, что хозяин стал не в пример выше ценить ее работу.
Словом, как видите, Миртл отнюдь не была жалкой, беспомощной овечкой, которая попалась в лапы к бессовестному и похотливому волку. Что до меня, сознаюсь вам: я это видел очень ясно, когда сидел в кафе с Томом, уткнувшим нос в свою злополучную газету. Я вел себя как последняя скотина — не спорю. Но если кто думает, что вести себя как последняя скотина легко и просто, он ошибается.
Том наседал, и, уступая ему, я принял наконец твердое решение. Оно сводилось к тому, что Миртл войдет в отряд беженцев, не выходя за меня замуж.
Я был убежден, что она сумеет заработать себе на жизнь в Америке. Если бы только и ее убедить в этом! И не просто убедить, но склонить к действиям! Тогда мы могли бы спокойно оставаться в тех же отношениях, что и теперь.
Так пришел я к своему решению. Конечно, Тому было просто говорить после, что я вовсе не собирался выполнять это решение; что, если бы Миртл согласилась, я растерялся и перетрусил бы до смерти. Я, во всяком случае, наполовину верил в свою искренность. Когда любовь идет на убыль, можно долго еще строить планы на будущее, которого уже не существует. Как раз этим я и занимался, ибо, увы, не хочу вводить вас в заблуждение: наша с Миртл любовь шла на убыль.