Сцинка

— При отсутствии Императора — единственное слово Императрицы-матери — закон. А если запугать население голодом или внезапной войной — так и вовсе примут за спасение.

— Так из-за боязни войны стену и строят! — удивилась Сцинка.

— Необходимо поменять риторику. Пусть боятся не южан, среди которых и уважаемые купцы, и другие солидные люди. Опасаются пусть хвори, которую насылают с наших границ.

— Это кто же насылает? Злые духи? Может, сам дьявол на нас дышит порчей?

— Почему бы и нет? — Мула довольно рассмеялся. — Схорони от беды Матушку, Сцинка, да доберись до Императора.

— Деньги хочу увидеть вперёд.

— Будут тебе в Столице деньги.

— Покуда денег нет, Император будет жить и здравствовать, а моя собственная жизнь — не бесконечная. Говорила тебе, уважаемый Мула, что начнётся на меня охота.

— Да не в дворце же, в самом деле!

— Почему бы и не в дворце?

— Вредная ты женщина, Сцинка. Говорили тебе?

— Говорили, уважаемый Мула, и не раз. Но предпочитали платить.

— Будет тебе аванс, — Мула махнул рукой, повелевая человеку распорядиться.

Столица

Столица встретила путников жарким дневным солнцем. Как только перед караваном с Императрицей-матушкой открылись тяжёлые крепостные двери, послышался весёлый столичный шум. Но до сердца города было ещё очень далеко. Вдоль дороги тянулась несчетная вереница обозов — кого тут только нет: и переселенцы, жмущиеся по обочинам в кибитках с нехитрым скарбом, и купцы разного почину, тучности и важности.

Сцинка выглядывала в толпе подосланных убийц. Пока с этим было тихо. Несмотря на многочисленную, приставленную к воротам городскую охрану, в такой толчее затеряться и принести кому-то смерть куда проще, чем в безлюдной пустыне. Алиша вспомнила о документе, лежащем за пазухой. А ведь не думала она, что глава их Гильдии, Заир — императорский советник. Воистину лучше всего можно спрятаться не в темноте, а на свету.

Столица медленно раскрывала свои объятия. Одаривала возгласами, криками, запахами. На все лады блеяли, лаяли, хрипели, визжали и ржали животные. Раздавались щелчки хлыстов, истёртых о исполосованные бока и спины рабов и вьючных мулов. Кричали товарки. Стихийные рынки образовывались и разгонялись, уличные торговцы переругивались со стражниками. С лотков, столов и раскинутых на земле циновок в глаза бросались лоскуты, свертки и обрезы ярких тряпок, тканые полотна, позолоченная утварь, а рядом — сушёные фрукты: финики, изюм. И, конечно, бугорки кристаллами сверкающей на солнце соли.

— Какая же красота, Сцинка! — Лавиния высунула из шатра свой нос. — Что же я раньше не бывала в Столице! Вот где мне надо было разворачивать своё дело!

— А ты не верила, что дойдём, — посмеялась Алиша. — Поменьше высовывайся. Ни к чему это!

— Конечно, не верила! — Лавиния фыркнула. — Нас вёл слепой!

— Слепые проводники в ветреную погоду лучше зрячих.

— Что ты мне такое рассказываешь! — Матушка-Мадам, конечно, не поверила.

— Когда в воздухе взвесь песка, ориентиров на небе нет, а сильная буря замела все тропы, что остаётся?

— И как же выручат в такой ситуации слепые старцы? Помолятся за сохранение наших грешных душ?

— А ты ли не видела, как наш проводник нас выручил?

— Я молилась, Алиша. Мне было не до того. Как знать, может, моя молитва нас и вывела?

— Наш проводник нюхал песок, — не обращая внимания на объяснения Лавинии, продолжила Сцинка.

— Чем же он может пахнуть, песок в пустыне!?

— Верблюдами, конечно. Караваны ходят одной и той же тропой ни один десяток лет. Вытоптанные тропы, хоть и скрыты песками, а всё же хранят запах.

— Ну и дикость же, Алиша! Подожди… — Лавиния что-то припомнила. — А ведь и впрямь! Ведь и сама ты ведёшь, принюхиваясь в пути! Сколько раз я видела, да не понимала! — она опять высунулась наружу. — А всё же, почему нас не встречают как полагается?

— Почестей захотелось, Матушка? — Алиша втянула Лавинию обратно. — Дождись, как войдём во дворец. А до этого момента считаемся мы обычным торговым караваном — для безопасности. А ежели весть о том, что Императрица убита — добралась до дворца, а о том, что спасена Матушка — никто не знает, так и вовсе встретят нас трауром.

Во дворце не ждали. У городских ворот служек и доверенных людей узнали, однако ожидали, что привезут, разве что, труп, а никак не живую Императрицу-мать.

— А траура-то не видно, — покачала головой Сцинка. — Или культ твой не силён, или ждут подтверждения печальной вести. Что же, придётся порадовать верных подданных твоим возвращением.

Дворец можно было назвать городом в себе. Большая часть каравана рассеялась, едва вошли внутрь. Животных увели в стойла, люди разбрелись. Сцинку же с Алишей окружила охрана. Пока они молча шествовали по обширному двору, мимо всевозможных цветников и фонтанов, Лавиния крутила головой. Алиша её одергивала. С верблюда их шатёр сняли, переместив на носилки. Теперь их несли рабы. Проверить подлинность Императрицы-матери никто не осмеливался. Женщина сидит в мантии, расшитой накидке, рядом служка в чёрном. Остальные верные слуги идут за ними пешком.

— Алиша, это которые же по счету ворота? Третьи?