Сципион Африканский

В Элладе того времени было несколько политических сил. Наибольшим влиянием пользовался Ахейский союз, который объединял почти весь Пелопоннес. Конституция союза была демократична, поведение умеренно, и он заслужил всеобщее уважение эллинов. Особенно вознесся союз при Арате, который поставил себе целью освободить всю Грецию от тиранов и от македонцев. Он был уже почти у цели, но в это время страшно усилился старый враг ахейцев Спарта. Спартанский царь захватывал у союза город за городом, и Арат решился на ужасное предательство: он собственными руками снова предал всю Элладу Македонии. В важнейших греческих городах были поставлены македонские гарнизоны, сам Арат превратился в македонского вельможу, а союз стал почти что рабом македонского царя. Теперь Филипп не только полновластно распоряжался всеми делами ахейцев, но, вступая в какой-нибудь их город, «открыто посылал за всякой женщиной, которая только приглянулась ему, а если та не являлась немедленно на его зов, он в сопровождении буйной толпы врывался в дом и там оскорблял женщину». Ахейцы все терпели покорно и «сносили чудовищные обиды» ( Polyb., X, 26 , 1–6).

Второй силой был Этолийский союз. Это были разбойники, жившие в неприступных горах Средней Греции. Но, несмотря на свои ужасные грабежи, эти пираты не лишены были благородства и упорно боролись против Филиппа за свободу Эллады.

Афины и Спарта стояли особняком. Спарта была ныне под властью тирана Набиса, а до этого около сорока лет ее потрясали перевороты и революции. Афиняне сильны были только моральным своим авторитетом. Но они были слабы и заискивали перед всяким сильным владыкой. «Они не принимали участия ни в каких движениях прочих эллинов… Они простирались в прах перед всеми царями… и по легкомыслию своему мало заботились о соблюдении достоинства» ( ibid., V, 106 , 6–8). Но к чести их надо сказать, что они были очень великодушны. Если кому-то требовалось задобрить могучего врага, к нему непременно слали афинян.

Наконец, существовал еще Филипп Македонский. Об этом владыке следует поговорить особо. Он пришел к власти семнадцати лет. Греки очарованы были его умом, талантами и благородством. Его называли любимцем Эллады и твердо верили, что именно этот юноша возродит былое величие Древней Греции. Но со временем с Филиппом произошел такой же переворот, как с Иваном Грозным, который из великого воителя Казани превратился в свирепого тирана. Говоря о Филиппе, Полибий вспоминает аркадскую сказку о человеке, который, отведав человеческой крови, превращается в волка. Так и македонский царь, говорит он, вкусив раз людской крови, стал свирепейшим зверем. Он беспощадно уничтожал и друзей, и врагов, вырезал целые семьи, твердя, что из оставшегося в живых младенца вырастет со временем грозный мститель. Всюду чудились ему заговоры, и днем он не знал ни минуты покоя. А ночью являлись ему страшные тени убитых и терзали его до рассвета. Но, вставая с постели, он начинал казнить с еще большим ожесточением. «Ни один из прежних царей не обладал в такой мере, как Филипп, ни достоинствами, ни пороками», — говорит Полибий ( X, 26 , 7). В самом деле, он был смел, энергичен, находчив, умен, остроумен. В то же время он был свиреп, коварен, мстителен, развратен и страдал припадками ярости.

Этот-то царь мечтал возродить былое могущество Македонии, а для этого покорить эллинов материка и Малой Азии. Пользуясь раздорами среди греков, он подчинил себе Ахейский союз, захватил важнейшие греческие города и поставил в них македонские гарнизоны. Он был почти что у цели, когда в Элладе появились римляне.

Греция и Македония.

ПЕРВЫЕ ГОДЫ ВОЙНЫ

Ситуация в Греции была сложной и запутанной. Очень много требовалось от полководца, который взял бы на себя ведение этой войны. Прежде всего он должен был завоевать любовь эллинов. А это было не так-то просто для варвара. Он должен был, по словам Плутарха, более полагаться на красноречие, чем на меч ( Plut. Flam., 2). Он должен был восхищаться великим прошлым Эллады, свято чтить законы и обычаи всех мелких городков и в то же время одним властным словом уметь пресечь взаимные распри. Он должен был спокойно выслушивать жалобы шести-семи различных партий какого-нибудь крохотного поселения и давать быстрый и точный ответ. При этом он должен был обладать изящными манерами и говорить чистым греческим языком — а то он показался бы эллинам грубым варваром — и совершать красивые и великодушные поступки, ибо греки были чувствительны ко всему прекрасному.

Но такого вождя в римском войске не было. Напротив, римляне воевали нехотя, угрюмо и меньше всего думали о том, чтобы пленить эллинов. В конце концов войска даже объявили забастовку, говоря, что не желают сражаться за чужие интересы. Консулы делали вид, что возмущаются своеволием солдат, но в душе их одобряли. Они сами, получив полномочия, тянули под любыми предлогами время, чтобы подольше пробыть в Риме и попозже поехать на эту ненужную и непопулярную войну ( Plut. Flam., 3).