–
Ну, хранитель! Ну, па…! Увижу! Лично налысо побрею вафельным полотенцем! А бороду пинцетом повыщипываю!
Из земли, с гулким лязгом и грохотом камней разбрасывая обломки кладки, выскочила металлическая кабина из потемневшей бронзы с иероглифом «восемь» на боку. Дверь с противным скрипом и скрежетом давно не смазанных петель распахнулась, лампочка освещения, чудом уцелевшая за все это время, жалобно заискрив, бабахнула, обволакивая кабинку дымом и запахом горелой проводки.
Я осторожно вошел внутрь тесной кабинки, где со мной со звуком захлопнувшегося за моей спиной капкана попрощалась надежда на спокойное возвращение. А после я ощутил, что падаю в темноту…
Я летел по гладкой трубе куда-то весьма глубоко. Освещения никакого. Только затхлый холодный воздух и идеально гладкие стены трубы, в которой я, как подопытный хомяк, летел вниз по наклонной.
Я вылетел из трубы, как пробка из бутылки, кувыркаясь и крича благим матом от испуга! После чего я упал на что-то липкое и пружинистое, которое по инерции немного подалось по моей траектории и затряслось, пеленая меня, словно куколку, липкими нитями. Да это была огромная паутина, в которую попала такая крупная муха.
В темноте вспыхнули красным фасеточные глаза, и в мою сторону двинулась настоящая громадина, металлически лязгающая жвалами и скрипя несмазанными шестернями механизма.
Слава богу, что я недавно сходил в туалет, ей-богу вряд ли кто не захотел бы в туалет сейчас на моем месте!
По периметру стен стали одна за другой зажигаться молочно-белые сферы осветительных фонарей. Громада золотого паука по-настоящему пугала! Представьте себе огромное золотое бронированное тело со сверкающими жвалами из стали, за тысячелетия не получившее ни пятнышка коррозии, на длинных острых лапках, поддерживающих паучка на уровне второго этажа. И вот эти фасетчатые глаза, рубиновым светом просвечивающие вас насквозь…
Взмах стальной лапы паука, и кокон из синтетического волокна лопнул, выпуская меня наружу.
–
Слава богу, что в свое время уделил много времени изучению древних языков! Иначе, боюсь, меня бы засунули в холодильник до разбирательства. Если таковое будет. И мне бы еще повезло, если бы меня откопали будущие археологи и сумели разморозить…
Ну, хранитель! Вафельным полотенцем я тебе и остаток бороды выбрею!
Ведь этот старый хрыч ничего не говорил об этих страшилищах. Так, упомянул об охране…
Передо мной на пятой точке сидел бронзиум, из куда более сильно потемневшей бронзы, и, сверля меня изумрудами глаз, ждал указаний. Пришлось повторить место назначения!
На темном полу неярко зажглась неширокая полоса белого цвета, ведущая куда-то в полутемный коридор, где свет только-только начинал загораться.
Полчаса блужданий, и вуаля: небольшое купольное помещение с зеркальными стенами, посредине которого помимо удобного белого кресла на тонкой спице, торчащей из пола, не было вообще ничего.
Я покрутил в руках треугольник механизма и пробормотал себе под нос.
Словно в ответ на мой вопрос из пола стал подниматься металлический цилиндр, в вершине которого было углубление, идеально подходившее для артефакта в моих руках.
Развернув треугольник гнездом с какими-то рычажками внутрь углубления, я аккуратно вставил артефакт в цилиндр.
Щелкнуло, сверкнуло, громыхнуло.
В следующий миг я ощутил себя сидящим в кресле, которое меня не просто схватило, но и вытянувшимися подлокотниками принялось меня душить. Пришлось сопротивляться! Как это не комично звучит, но я проигрывал по силе креслу, которое меня душило!
За всей этой борьбой я не заметил, как дальняя зеркальная стена покрылась мелкой рябью и, перестав отражать комнату, словно пропала, а из серой дымки на темное покрытие пола вышел мужчина лет сорока – сорока пяти и, удивленно посмотрев на меня, воюющего с креслом, спросил:
– Простите, я вам не мешаю?
Я в ответ только что-то невнятно просипел.
– Давайте я лучше потом зайду! – произнес незнакомец и направился к стене.
Реверс сработал, словно я сдавал его на зачете. Мы поменялись местами с визитером, и теперь кресло душило визитера. Мужичок что-то пытался произнести, в ужасе взирая на меня, но изо рта доносилось только его сипение, да и сам он выглядел сильно бледным.